Это ж набольший купец в Велигороде, вернее сказать, его род набольший. Именно дед Хотевита решил прогнать последнего князя и править городом совместно с другими купцами, без всяких князей, как и было встарь. С его родом и князья считаются, и в Златограде о нем знают, порой занимают у него серебро. Если б Жирные захотели, так могли бы свою дружину набрать не хуже княжеской и взять город под себя целиком.
— А нордку он где нашел?
— Об этом уж песни складывают! — воодушевился Радобуд. — Возвращался как-то Хотевит Жирный из Златограда с серебром да с новым товаром, уж немного ему оставалось пройти до земель Велигородских, всего несколько дней пути. Уж и дружина его расслабилась, ведь пошли земли княжеств, где князья или вече следят за порядком. И тут на них напало Ватыркаево отродье. Ни с того ни с сего, хотя перед путешествием Хотевит принес жертвы и Мастораве, и Ведяте. Сильно было чудище, разорвало двух дружинников и уже хотело Хотевита сожрать, как вдруг из лесу выехала красавица с воинами. Обступили ее люди чудище, а сама девушка, не сходя с коня, проткнула копьем Ватыркаево дитя. Хотевит от ее красоты все слова растерял, не знал, как и благодарить. А дева подхватила чудище, хоть оно больше ее коня было, и умчалась обратно в лес.
Хотя Радобуд часто вставлял в свою речь непонятные слова, но в целом я понял, что Ватыркаево дитя — это какая-то тварь. Чудище, наверное, тоже тварь. Князь — это вроде нашего ярла. Масторава и Ведята — живичские боги. А еще я подумал, что красотка, судя по всему, выслеживала эту тварь, может, даже ранила, потому тварь, напоровшись на купцовых людей, сразу на них напала. Поняла девка, что дело неладно, и сбежала, забрав с собой добычу.
— Забыл Хотевит и как есть, и как спать, всё думал о красавице, что выскочила из лесу и спасла его.
Или понял, что она и виновата в том нападении, и решил стребовать виру. А, может, и впрямь влюбился, если девка была столь хороша.
— Отправил он товар со своими дружинниками, а сам принялся искать ту деву. Объехал все окрестные земли, но не нашел. Только и узнал, что не почудилась она ему, слышали о ней в деревнях, а кое-кто и видел. И все говорили о силе ее небывалой, мол, она истоки уже в два потока слила.
Я нахмурился, соображая, как это по-нордски выходит. Исток — это руна, а поток — это переход с карла на хускарла или с хускарла на хельта. Два потока означают, что она уже хельт. Что-то я не припоминал женщин-хельтов ни на Северных островах, ни где-то еще. А ведь Радобуд уже сказал, что она из нордов. Может, просто кровь нордская, а родители уже давно в Альфарики живут, вроде тех валландцев, что по утрам честной люд будят.
— Лишь спустя седмицу отыскал Хотевит ту деву. Увидел и сразу позвал ее замуж, даже имени не спросил. Но лишь рассмеялась та девушка, сказала, что Хотевит, может, и хорош, но воля всяко слаще. Тогда попросился купец в ее хирд, сказал, что на все готов, лишь бы рядом с ней быть. И снова отказала ему дева. «Не надобны мне глупцы, что ради пустой похвальбы могут соратников под удар подставить, — отвечала она. — Ты ведь будешь из кожи вон лезть, чтоб показать свою удаль, а удальцы помирают первыми». Тогда Хотевит предложил нанять ее хирд и пообещал щедрую плату. «А сколько платить будешь?» — спросила она. И купец сказал, что готов и две марки в месяц платить. Согласилась дева, но оказалось, что нет у нее хирда, только она сама и ее конь. А те люди были дружинниками тамошнего князя, который нанял ее, чтобы убить то самое чудище.
Чем дальше, тем меньше похоже на сказку и все больше на быль. Впрочем, скальды всегда были горазды из любой драки песнь сложить. Почему б и тут не выкружить покрасивше?
— Поначалу Дагана, так зовут ту деву, охраняла Хотевита, но ей скоро скучно стало, попросилась она на волю: на чудищ поохотиться или с людьми сразиться. Не перечил ей Хотевит, понимал, что хоть лицо и тело у Даганы девичье, но душа воина. Стала Дагана с хёвдингом Велигородским в походы ходить. Злился Хотевит, страдал, а потом напросился вместе с ней. А поехали они одно дикое племя замирять. И хотя всего пять истоков было у Хотевита, показал он все-таки свою удаль, покорил сердце красавицы храбростью и отвагой. Тогда Дагана согласилась пойти за него замуж.
* * *
1 Раудборг — в пер с древнескандинавского — красный город.
2 Златоград, то же что и Гульборг у нордов — золотой город. Аналог Константинополя или Царьграда в мире Саги.
3 Жир — первоначальное значение слова — нажитое, изобилие, богатство. «Не до жиру, быть бы живу» — не до имущества и вещей, главное живым остаться.
Глава 8
Когда все поели, я отправил Трудюра и Свистуна к Игулю, пусть приглядят за ушлым торговцем да возьмут с него остаток платы. Заодно уберу шурина подальше от хозяйских дочек, а умудренный зимами и опытом Свистун удержит его от дури молодецкой. Часть ульверов оставил дома, чтоб обустроили наш угол, подобрали место под груз и придумали, как его запереть понадежнее. Сам же отправился на пристань, захватив Эгиля и Синезуба на смену стражам на «Соколе», Тулле и Вепрь напросились пойти вместе с нами. Вепрь беспокоился об Альрике, да и помощь Тулле в грядущем разговоре была не лишней.
Дом валландского бога стоял неподалеку, всего через два двора от нашего. И при свете солнца он выделялся даже среди двухярусных домов живичей. Высокий, узкий, наверху тоненькая башенка, из которой торчит палка, а на палке… Мне поначалу показалось, будто там просто круг, как у сарапов, но приглядевшись, я разглядел тоненькие дуги сверху и снизу круга. Глаз. Знак валландского бога — обычный глаз? Нет, не обычный. Стоило только приблизится к темплю, как у меня по спине пробежал холодок. Глаз смотрел прямо на нас, и хоть я не видел лица их бога, но ощущал его недовольство. Он будто сердился и вопрошал о чем-то.
Синезуб схватился за топорик, висящий на его шее, Эгиль поежился, но сделал вид, что ничего не заметил. А Тулле рассмеялся.
— Хитры валланды, — пояснил он. — Глянь, они пробили в круге дырку так, чтоб солнечные лучи проходили через нее. От того и чудится чужой взгляд. Но бога я их не слышу, нет его на Раудборгской земле.
— А ты видишь нити богов? — спросил я.
— Даже истинным жрецам Мамира неведомы тропы богов. Как ни был бы силен Ворон, он не видит грядущего богов. Как ни искусен Эмануэль, он не слышит поступь богов в прошедшем. И я тоже не могу видеть их думы и чаяния. Мы слишком слабы.
— Тогда набирай скорее руны, — проворчал я. — Чего ж на друлингах не поднялся?
— Вот станешь хельтом, тогда я постараюсь, — улыбнулся друг. — Весь хирд тебя ждет.
Я нахмурился, глянул на Эгиля и Вепря, но те отмахнулись, мол, никто меня не ждет, все хотят шагнуть выше.
Пристань снова кипела жизнью. Крики, споры, смех, ругань слышались со всех сторон, смешиваясь со скрипом дерева, плеском воды и птичьими пронзительными голосами. С толстопузого корабля стаскивали крупного медведя, удерживая за цепи с разных сторон. Медведь рычал, мотал лобастой головой, упирался и не хотел ступать на узкие сходни. Видно было, что зверь не дикий, просто испугался плавания, шума и непонятных запахов. Были бы на том корабле хотя бы хускарлы, вмиг бы сладили, а силы двух и трехрунных не хватало.
Синезуб хохотал, глядя на жалкие потуги живичей стащить зверя на землю, Эгиль давай кричать, он подбадривал и людей, и медведя сразу.
— Тащи-тащи его! Еще чуток, и он шагнет! Рыбу ему дайте! Соленую! Тогда он сам в реку прыгнет. А ты не сдавайся! Дерни посильнее, чтоб они полетели в разные стороны.
Да и вокруг нас столпились ротозеи, которым лишь бы потешиться! Тоже кричали что-то, сильнее пугая зверя. Я бы прошел мимо, да только «Сокол» стоял как раз за ними. Городские дружинники не спешили
