марать руки. Первостепенная игра "перетяни одеяло на себя" здесь дала обратное значение, пусть даже в дальнейшем Королева могла напасть на любого из них.
Лорд Райдер залился смехом, оглася хриплым кашлем кабинет. Председатели, сидевшие рядом, брезгливо сморщили носы, не скрывая презрения, и отодвинули свои кресла подальше. Магистр не обратил внимания на манипуляции слева и справа, наблюдая лишь за Гархвандром. Потому его голос словно набатом разнесся по залу:
– Желаю Вам победы в несуществующей войне.
Тихий приглушённый ропот со всех сторон. Кое‑где раздались смешки, шипение, но лишь два высших Лорда – Асгард и Вольтер, молча наблюдали за тем как вскакивает на ноги Леди Марго.
– Как только драконы преодолеют гряду, все их силы рухнут на Магистрат! – выкрикнула она, больше не в силах сдерживать злость и отчаяние.
Оглушительная тишина упала на плечи присутствующих, накрыв всех куполом. Эти слова были на языке почти у всех, но высказать их смогла только женщина. Такой удар под дых мало кто смог бы стерпеть, а потому ропот вновь перерастал в крик.
– Вы собираетесь отбиваться топорами и вилами? – неожиданно спокойный, но, как и всегда, ледяной голос Лорда Вольтера как ножом разрезал гул.
Все опустили головы, не желая даже взглядом показать силу, упрёк или несогласие. Князь именно этого и ждал, а потому лишь хмыкнул, смотря как еще секунду назад вскочившая в порыве гнева Маргарита, опускается в своё кресло, вжав голову в плечи. Все замерли и промолчали. Так продлилось еще несколько минут, пока Магистр не продолжил заседание, огласив еще пару моментов, которые обычно отсылались по почте.
Так и не придя к соглашению, Магистр объявил об окончании заседания Совета.
13
Песок вперемешку с илом на дне речушки мешает бежать. Ступни раз за разом утопают в тёплой кашице, из которой хочется поскорее выбраться. Неприятные ощущения. Я бы даже сказала мерзкие – ступать по крови и частям тел некогда живых людей.
Вздрогнула от собственных мыслей. Что бы я не думала, но бесчувственной никогда себя не считала. Кроме этого дня.
Тысяча оправданий вдогонку к несущейся из последних сил мне. Вода под ногами светлеет, а впереди почти не остаётся трупов – лишь песчаный пляж, разделяющий реку на два потока. Крики сзади становятся приглушеннее. Скорее всего мои преследователи увидели то жуткое побоище, которое я почти преодолела. Но их остановка не предполагает мою, так что я с уверенностью отрываю совсем разбухший от воды и крови подол. Теперь я стану быстрее.
Треск ткани отрезвляет. Я ёжусь от накатившего ужаса и понимаю насколько сильно устала. Руки и ноги горят от перенапряжения, а горло саднит, раздираемое тысячью ножей. Я опустошена и измотана, но продолжаю упорно шагать по илистой поверхности, ощущая, как щиколотки щекочут маленькие рыбки, что плывут по течению. Мне так и хочется крикнуть им хоть что‑нибудь, лишь бы они не плыли в сторону, где чистая прозрачная вода окрашивается в цвет смерти. Но я не властна даже над собственной судьбой, не то что над таким количеством живых существ, как бы я не желала защитить их.
Я откидываю мокрую ткань подальше в кусты, чтобы никто не заметил моих следов.
Над лесом раздаётся гулкий волчий вой, заставивший стайку птиц взлететь с насиженных мест на деревьях. Меня же он вырывает из задумчивости и побуждает оглядеться по сторонам.
Он близко.
Радость и печаль одновременно сквозят через сердце, вселяя в него надежду на спасение и огорчение из‑за скорой встречи. Боюсь ли я теперь? Определенно нет. Скорее чувствую не только физическую усталость, но и моральную. Потому как, если он меня поймает, то не отпустит. А выбирать меньшее зло из представленного никогда не было в моих планах.
Мысли приободряют, и я уверенно хмурю лоб, делая шаг подальше от собственной трусости. Затем еще один и еще. Вновь быстро разгоняюсь и бегу по левой стороне реки, избегая сухого песка. Мне становится легче и приятнее, да только я знаю, что скорее всего погибну здесь.
Я перепрыгиваю небольшую корягу и неожиданно ухожу под воду. Над головой смыкается водная гладь, а легкие жжет от нехватки воздуха.
Резко сев на кровати, я сначала не поняла где нахожусь. Горло всё ещё саднило, а ноги и руки покалывало от перетруждённых мышц. Стук сердца отдавался где‑то в черепной коробке, заставляя меня тереть виски, но это совершенно не помогало прийти в себя.
За окном разгорался закат, преображая мою комнату в розовые тона. А на душе было гадко настолько, что самой хотелось выть как волк. Или Курт? Чей вой мне снился?
Интересно что пару дней назад мне уже снилось что‑то подобное. А сегодня будто бы даже продолжение. Словно на заказ мой воспалённый мозг показывает мне фильм ужасов. Надо же было настолько яростно думать о плохом, что даже мое подсознание начинает подавать сигналы.
Потянулась и зевнула, вспоминая, что вчера слишком поздно легла. А все потому, что Арья и парни завалились ко мне под утро, желая, видимо, не давать мне спать пол дня. Аргхельм я была рада видеть в любое время суток, а вот Барсик с Майклом меня несколько настораживали. Тем более, что теперь они определенно считали себя соперниками в борьбе за мою благосклонность. Ну а где Майк, там и девушка из туалета, так что через несколько минут в моей жилплощади не осталось свободного стула, места и даже клочка пола больше квадратного метра.
Вся эта честная компания шумела, кричала, а в последствии и пила. Не знаю с чего, но до этого момента я верила в безгрешность деймосовских девушек и парней. Оказалось – зря, то, что выпивали они, я бы и нюхать не стала, тем более, разум не позволял мне пить в малознакомой компании. А доверяла здесь я только Арье и, как бы это не было странно, Барсику, который с каждым выпитым глотком смотрел на меня все печальнее и печальнее.
Спустя пару часов Майкл, в который раз поклявшийся мне в любви с первого взгляда, уснул на кровати, Барсик, обиженно икая, шагал в закат, а мы почему‑то с Гавнией остались один на один. Куда пропала не очень трезвая Аргхельм – не знаю, но переживать за нее было бы глупо. Потому я занималась тем, что сочувствовала себе. И все из‑за того, что Ни, как окрестила я туалетную девушку, в четвёртый раз рассказывала мне о горемычной русалочьей жизни. По канону все начиналось с мамы‑стервы, которая не желает любить дочку‑принцессу, и
