кусты, бросилась ему наперерез, Лесьяр едва успел уклониться и юркнуть между деревьев. Жница сунувшись было за ним, застряла. Зарычала, с зубастой пасти потекла длинная слюна.
Лесьяр, уперев руки в колени, согнулся пополам, посмотрел исподлобья:
– Ух, и ловкая ты тварь, едва меня не прикусила… – Он выпрямился. – Но я-то ловчее буду.
Жница, уставившись на него, дернулась, зарычала утробно, зло – жидкость внутри ее желудка-пузыря закипела, вспенилась. Лесьяр поморщился:
– Фу, ну и вонь от тебя…
Жница рывком дернулась вперед, умудрилась просунуть одну руку вперед и потянулась к юноше – тот отскочил, оступившись, упал, больно ударившись коленом о корень. Застонал. Дерево, удерживавшее Жницу, затрещало. Крона его всколыхнулась, накренилась, дерево угрожающе застонало. Лесьяр понял – нужно торопиться, приготовил одну из склянок, откупорил пробку.
– Лесья-яр, – пропел знакомый голос, – уж не думал, что тут с тобой встретимся.
От неожиданности, у аптекаря выпала из рук склянка – на тропинку вышел Званко, да не один, а с дружиной. Лесьяр моргнул, покосился на замершую за спинами людей тварь.
– Званко, – покачал головой, – ты не вовремя…
Княжич не успел что-то ответить, тварь, заметившая людей, коротко рыкнула, напрягла грудь и переломила дерево чуть выше собственного роста. Лесьяр озадаченно выдохнул: плохо дело. У него повреждено колено, бежать не сможет, Званко со своими людьми, и он не успел напоить Жницу живой водой. Совсем все плохо. Званко замер, уставившись на тварь.
– Что это? – спросил изменившимся голосом.
Лесьяр повел плечом, отозвался невесело:
– Это Жница, она хочет меня съесть… Но, может, теперь тебя даже больше…
Дружинники и Званко, как один, отпрянули к деревьям. Лесьяр с сомнением поморщился: не поможет – Жница уже выбрала их своей жертвой.
Бросившись к людям, она схватила ближайшего дружинника одной лапой, встряхнула его так, что с него слетели сапоги, а голова на сломанной шее повисла безвольно. Схватив его за голову другой рукой, дернула ее, окончательно оторвав – кровь брызнула на деревья, листву, окропив Званко, Лесьяра и остальных дружинников. Жница, отбросив тело и встав на четвереньки, выгнула спину – приготовился к атаке.
– Беги! – Лесьяр успеть крикнуть прежде, чем она сделала следующий шаг. Сам хватил обломок вырванного ею дерева, огрел тварь по хребтине, заставив оглянуться на него.
Обозлившись, она оттолкнула его, сбив с ног и бросилась на оцепеневших людей. Падая, Лесьяр видел, как полетели в разные стороны их растерзанные тела, оторванные руки, головы. Видел, как полоснула она когтистой лапой по Званко, тот осел, но тут же был прикрыт своей дружиной, доставшей из ножен мечи.
– Уходите! – орал Лесьяр, перекрикивая хруст ломающейся плоти. – Убирайтесь отсюда!
Вложив пальцы в рот, он пронзительно засвистел, привлекая внимание рассвирепевшей твари. Оставшиеся в живых дружинники, не сговариваясь, подхватили раненого Званко, побежали прочь. Жница, дернувшаяся было за ними, была остановлена Лесьяром: разведя руками, будто заваривая варево в невидимом котле, он шептал:
– В черном теле злая боль, унесла весь разум твой, рассекая часть души, мать Чернава, покажись… – он не смог подняться, отполз к дереву. Смотрел на Жницу исподлобья, пронизывая взглядом, припечатывая словом – последняя, совсем призрачная надежда.
Жница застонала. Встав на четвереньки, опустила на грудь голову, тряхнула ей. Огляделась, скользнув взглядом по изувеченным телам, фрагментам человеческих тел.
Лесьяр откупорил склянку, повертел перед собой – Жница уставилась на светящиеся огоньки, вырывавшиеся из склянки, озадаченно прислушалась к серебряному звону, рассыпавшемуся вместе с ними. Аптекарь поманил ее к себе, протянул склянку:
– На, отведай… Неждана готовила.
Услышав имя княжны, Жница встрепенулась, издала звук, похожий на плач, Лесьяр склонил голову к плечу и подобрал ноги, попробовав сесть. Жница подобралась ближе. Аптекарь приготовил вторую склянку, откупорил ее.
– Лови! – Лесьяр бросил обе склянки в пасть Жнице – та проглотила их, как наживку – светло-голубые огоньки осели на глубине мутной жидкости внутри пузыря.
Жница застонала, схватилась передней парой лап за голову, запрокинула ее и по-человечески заплакала. Лесьяру на мгновение показалось, что снадобье стало помогать. Воодушевившись, он привстал, оперся ладонью о ствол дерева. Он наблюдал.
Рухнув на землю, Жница металась. Она стонала, изрыгала проклятия, ее кожа покрылась бурыми пятнами, похожими на гниющие язвы, дыхание стало рваным и больным, сиплым.
– Ну же… – Лесьяр не уходил, ждал.
Жница затихла. Тощая грудь вздымалась, из гортани вырывался не то стон, не то молитва. Перевернувшись на живот, она встала и, покачиваясь, побрела прочь – и от поляны, и от погорского жилья. И чем дальше она отходила, тем тяжелее становилась ее походка.
Лесьяр понял – снадобье спасло ему жизнь, но на Жницу не подействовало. Что-то еще держало ее в этом мире и не давало опрокинуться в кощье царство.
40
Ветер, будто ожидая удобного момента, донес ему:
– Лесьяр…
Голос Нежданы, смешавшись с шелестом листвы, упал на ладонь, загорелся серебристым облаком.
– Веди…
Аптекарь подбросил его, тот, рассеявшись, потянулся к озеру. Это хорошо, там у Лесьяра была тайная хижина, где он пережидал непогоду или дожидался приглашения от погоров. Он шагал, то и дело останавливаясь и прихрамывая. На груди был припрятан флакончик с золотыми жилами, нужно добраться до хижины, обмыть рану водой. Он с тревогой посмотрел на руки – новые пятна не проступали, зато старые загрубели и темнели теперь бляшками каждая размером с голубиной яйцо.
С этим нужно что-то делать.
Он собирал акханду слишком опрометчиво, рискуя, и сейчас подозревал, что его ждет та же участь, что настигла Чернаву – стать вечно голодной тварью. Жнице, может, еще повезло – она стала ею в одночасье, вмиг потеряв человеческий облик. Возможно, ему уготовано иное – осознание собственного обращения, расчеловечевания. Если, конечно, он не найдет способ, как помочь княгине. А заодно – и себе.
Серебристое облако вывело его к низкорослой березе, под ней, сгорбившись и уткнувшись в колени, сидела Неждана.
Аптекарь подошел к ней:
– Цела? – девушка кивнула, с удивлением рассматривая его. Он только сейчас подумал, что не стер с лица кровь растерзанных Жницей дружинников. – Пойдем.
Он пошел дальше, зная, что княжна поторопится за ним. И услышал ее шаги за спиной.
– Что Жница?
– Ушла…
Девушка ахнула:
– Не помогло?
Лесьяр покачал головой вместо ответа. Княжна помолчала:
– А чья кровь на тебе? Ее?
– Нет… Это дружинники Званко, они вышли к Жнице.
Неждана остановилась, застыла посреди тропинки. Лесьяр шел дальше, не сбавляя шаг – боль в ноге становилась сильнее, хотелось бы добраться до хижины.
– А Званко? Что с ним?
Лесьяр покосился на девушку, заметил тревогу в глазах. Отрезал мрачно:
– Ранен, его унесли. Я смог отвлечь Жницу, только и всего…
Они добрались до озера – в него впадала тихая речка Званка, обиталище русалок, болотниц и прочей подводной нежити, врата в мир морского царя. На берегу, укрытый старой ивой, стоял крохотный домик, что домовина Яги, только на земле. Лесьяр толкнул дверь, опустился тут же на скамью. Прикрыл глаза и, вытянув ноги и на мгновение расслабившись, замер. Княжна опасливо передвигалась по тесной каморке – искала ведро.
– В озере воду нельзя брать, русалок приманишь, – не открывая глаз, предупредил Лесьяр.
Девушка остановилась.
– А где тогда?
– За ивой… – он махнул рукой. – Колодец.
Княжна быстро вышла из лачуги, зашумела у колодца. Вернулась быстро. Зачерпнув кружкой, подала Лесьяру воду – напиться. Пока тот пил, сняла с полки разномастные плошки, стряхнула с них пыль, обмыла.
Лесьяр осторожно встал, покосился на девушку:
– Выйди…
Та, полыхнув, выскочила наружу, как кипятком ошпаренная, притаилась, прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Аптекарь громыхал ведрами, шелестел плашками. Что-то упало и разбилось. То и дело доносился его тихий шепот, слова заклинания от ран и для снятия проклятий. Девушка ждала.
Спустя еще несколько мгновений из дымовой трубы потянуло разожженными дровами, теплом. Лесьяр открыл дверь, посмотрел хмуро:
– Входи… Отдохнем и вернемся к погорам, вещи заберем… Да и короб мой там остался, беспокоить Чару будет.
Внутри было тепло и сухо, пахло запаренными травами, а на столе стояла, поблескивая
