Вы арестовали Кайру?
— Она пыталась сбежать, но да. Императорские гончие выследили ее и отвели на допрос.
— Я могу увидеть ее на пару минут? Хочу посмотреть в глаза женщине, убившей моих детей.
Кейлар замер, рассматривая меня с любопытством, а потом улыбнулся с затаенным превосходством:
— Вы же понимаете, что у вас с Арианой нет будущего? Она — моя невеста, и всем будет лучше, если вы примете этот факт.
— Уже принял, — заметил с плохо скрываемой усмешкой. Если принц все еще полагает, что он жених Арианы, значит она здорово поработала над его сознанием. Коргхарт проверил, Отрава — в особняке. Моем, а не его.
Только один вопрос: куда же делась ее любовь к принцу?
— Идем, — решив, по его мнению, наше единственное разногласие, Кейлар перешел на "ты". — Но это риск.
Времени было в обрез, я понимал. Мы спускались в темницу в окружении императорских гончих. Они с опаской восприняли появление дракона в своей вотчине, но я плевать хотел на их опасения.
Кайра сидела на койке поверх шерстяного одеяла, прислонившись спиной к бетонной стене и беззаботно что-то напевала себе под нос. Она мало изменилась: по-прежнему хрупкая и стройная. Я так очаровался ею, когда увидел впервые. Мне показалось, она словно цветок, который нуждается в ласке и защите. Жаль, не сразу понял, что у этого цветка ядовитый нектар.
Она повернула голову на шум и на ее лице отразилась смесь радости и удивления.
— Рейнхарт! Ты пришел меня спасти? — спросила она с улыбкой. — Я говорила, Кейлар, что не задержусь здесь надолго. Отец обязательно вступится, но даже без него…
— Твой отец в другой камере, Кайра. Лучше заткнись. У вас три минуты, не больше. Тебе следует убираться как можно скорее, — заявил принц и оставил нас наедине.
— Рейнхарт, дорогой, — проворковала женщина, обнимая тонкими пальцами железные прутья решетки и протискивая между ними лицо. — Я так скучала по тебе.
Мое имя из ее уст неприятно скрежетнуло по сознанию. Гардиан зарычал, усыпая мои щеки чешуей.
— Ты убила наших детей, — проговорил едва шевеля губами. Я не выносил ее вида, ее присутствия, ее запаха — цветочного с горьковатой ноткой. — Не отрицай, я это знаю.
Она изменилась в лице — слетела напускная ласка и веселость, но явилась истинная Кайра.
— Да, — безжалостно заявило это чудовище, отталкиваясь от прутьев и отступая внутрь камеры. — Я уничтожила наших детей, Рейнхарт! Уничтожила, потому что ты бы не смог! И ты не подумал о том, что будет, когда дети вырастут и станут взрослыми драконами? Что тогда ты сможешь им противопоставить? И что делать мне? Смотреть, как мои дети уничтожают мир?!
Она смотрела на меня с праведным гневом, твердо уверенная в своей правоте.
— Конечно, как только появилась возможность выращивать гром-птиц чтобы хоть как-то защитить Гардию, я ухватилась за нее. И не смей винить меня в том, на что у тебя решимости не хватило!
Я едва не ударил ее. Уже рванулся вперед и занес ладонь, но каким-то чудом остановился. Решетка, разделявшая нас — ничто. Она как масло для ногтей Гардиана.
Кайра посмотрела на мою обернувшуюся руку и усмехнулась.
— Я выкрала двадцать яиц. Как понимаешь, мне помогали. На себе такое богатство не утащишь.
Я едва контролировал оборот. Тело покрылось чешуей, камзол трещал, прорываемый острыми шипами Гардиана, когти удлинились и требовали уничтожить эту жалкую человечишку, не достойную дыхания!
— Правда глаза колет? — в страхе прошептала она, отступая еще на несколько шагов. Даже не понимая, что железные прутья не защита от разъяренного дракона. — А вот тебе другая правда: ваших с Наирой детей девятнадцать лет назад убила уже не я. Сколько мне тогда было? Кажется, я еще под стол пешком ходила. Но спроси себя, у кого еще хватило решимости выполнить за тебя твою работу?
Перед глазами померкло.
— Нет…
Она вздернула бровь и расхохоталась.
Ирхель и Кейлар
Кейлар и Ирхель
Я отпустил драконов на свой страх и риск. Хотелось напоследок поиздеваться над владыкой сапфировых, но мне достаточно знать, что Ариана теперь моя, и я неплохо заработаю, отдав ее изумрудным, а перед этим — хорошенько развлекусь с ней. Девчонка от меня без ума, тем более молодая, привлекательная и невинная. Драконам невинность без надобности, а меня будет тешить мысль, что первая красавица Т'Арканов досталась мне. Эта мысль не давала покоя, и хотелось скорее разделаться с делами, но я понимал, что быстро не получится, поэтому направлялся в коронационный зал.
Мы знали, что отец скоро угаснет и были к этому готовы. Строго говоря, никаких моральных терзаний я по этому поводу не испытываю. Мы относились друг к другу с равной прохладой, вынужденные считаться с фактом родства, не более.
Тем не менее, интересы страны — превыше всего, поэтому я велел пропустить делегацию драконов пока Ирхель надевал корону. Зная брата, могу предположить, что он продолжит предсмертную линию отца: отомстить за смерть Мерийтель. Но будем справедливы, я хоть и заступался за нее, но сестра никогда не была кроткой овечкой и всегда стремилась к власти любым путем. Отец верил ей куда больше, чем Ирхелю и уж тем более — мне. Какие интриги она плела за его спиной — только предстоит выяснить, но ее возможности ограничивались только фантазией.
— Ты отпустил драконов?! — громыхнул голос брата, стоило мне войти в зал, забитый холуями, склонившимися перед новым императором с самыми раболепными выражениями на лицах.
Сразу после смерти отца совет Семи единогласно передал власть Ирхелю. Бертоломео сделал это из из темницы, с ним ведется работа на причастность к заговору против короны.
Откровенно говоря, отпуская драконов я сознательно шел на риск оказаться с ним в соседней камере. Формально — это предательство, по факту, я опасался резких действий брата. С него станется приказать мне и императорским гончим напасть на делегацию. Помимо того, что это верная смерть — мы не уничтожим и половины, это еще и автоматическое объявление войны.
— Отпустил. Это была провокация, Ирхель, ты же понимаешь.
Он порывисто встал и властным жестом приказал многочисленным придворным покинуть коронационный зал.
Брат быстро вжился в роль императора. На его плечах лежала багровая мантия, на голове — церемониальная корона, а в руке — меч архангела, как символ союза с жителями Верхнего мира и одобрения ими власти на земле. Причудливо изогнутое лезвие едва различимо мерцало голубым светом.
Когда пестрая толпа придворных и чиновников вытекла, я подошел ближе, но брат меня осек.
— На колени перед своим императором! — прорычал он,