это все ведет. Эти балы, на которых развлекались представители высшего общества всех городов, сами по себе несущественны. Существенна их массовость. Важно то, что молодые люди целыми толпами забывали про свои обязанности и занимали свои головы только одним: прожигать жизнь в поисках новых ощущений. Важно то, что нормы, которые не одну сотню лет поддерживали социальный порядок благодаря тому, что названное в них правильным и неправильным не подвергалось сомнению, теперь повсеместно нарушены и осмеяны. Этот порядок помогал прочно сковать некоторые известные инстинкты, а вы, госпожа Стуйвезант, разорвали эти оковы. Мы не можем день напролет спорить с вами, мы лишь можем привести для вас несколько примеров, но они настолько типичны, что на каждый найдется еще свыше тысячи подобных! Прошу вас, полковник Терсби, поведайте госпоже вашу историю, которая ей еще в большей степени неизвестна.
Полковник Лионель Терсби поднялся, схватил стоявший перед ним бокал виски и одним глотком опорожнил его.
– Вы помните, госпожа Стуйвезант, что вы говорили в Лондоне в 1913-м? Я тогда был безумно в вас влюблен и следовал за вами во всех ваших путешествиях по миру. Тогда вы появились в клубе «Лотос», где была выставка ваших рисунков и гравюр. Вы блистали в одном из ваших нарядов. Тогда я привел с собой сестру и двух братьев, которые уже долгое время насмехались над моей увлеченностью вашей персоной, но очень хотели познакомиться с вами лично. В тот вечер вы читали одну историю, в которой два брата влюбляются друг в друга. Вы же понимаете, о каком рассказе я говорю. Так вот, то, о чем вы тогда поведали, именно это произошло и с моими братьями. Безусловно, не вы посадили в их души ростки этого злосчастного влечения, но именно благодаря вам эта любовь, которая без вашего участия никогда бы не превысила простой братской привязанности, распустилась подобно дьявольскому цветку. Мои братья научились у вас тому, что все, что пускает корни, имеет право цвести и давать плоды. Так, благодаря вам они сами познали то, что жило у них глубоко внутри. А потом произошло то, что и должно было произойти: они полностью отдались своим чувствам. Через шесть недель об этом знал я, через шесть месяцев об этом знала прислуга, через год об этом знал весь Лондон. Когда мои братья, оба офицеры территориальной армии, прибыли в свой полк в начале войны, их товарищи встретили их очень прохладно. Их всячески подставляли и в конце концов прогнали из полка. И той же ночью оба застрелились!
– Это весьма досадно, – сказала госпожа Стуйвезант. – Я не встречалась с ними лично, полковник. Вы, видимо, совершенно забыли меня им представить.
– Зато моя сестра виделась с вами, мадам, не так ли? – закричал полковник. – Она навестила вас в номере гостиницы после выставки. Как только вы решили покинуть Лондон, она увязалась следом.
Женщина в сером кивнула:
– Да, именно так она и поступила. Она всюду была со мной, как и вы, полковник. Как и вы, докучала мне своими чувствами, на которые я при всем желании не могла ответить, так же как и на ваши. Мне очень жаль, полковник, но я из тех людей, которые предпочитают одиночество. Не забывайте об этом! Как смеете вы требовать, чтобы я уступала каждому мужчине и каждой женщине, которые возжелают меня?
– Моя сестра вернулась в Лондон, – продолжил полковник, – спустя две недели после смерти моих братьев. Она последовала за ними. Приняла яд. Когда ее тело обнаружили, она сжимала в руке вашу фотографию.
– Но вы-то, господин полковник, вы все еще живы! – усмехнулась Мари Стуйвезант. – Живете, чтобы привлечь меня к ответственности за что-то, на что вы и внимания бы не обратили, случись такое не с вашими родными, а с кем-то еще.
Полковник закричал:
– Я живу только потому, что смерть не принимает меня! Я влюбился в вас в первый же день, как только увидел. Я связан с вами тремя смертями. Все эти долгие годы я не думал ни о чем другом, кроме как о Мари Стуйвезант. Я ненавижу вас, ненавижу, мадам, и, тем не менее, я знаю, что и любовь никуда не исчезла! И она не исчезнет до… до…
Он что-то пролепетал и внезапно опустился на свое место. Шелковым платком он вытер со лба блестящие капли пота.
Доктор Эрхардт быстро заговорил:
– Смею ли я спросить, госпожа Стуйвезант, сколько еще людей добровольно ушли из жизни по той же причине, что и мисс Терсби? Или сколько подобных случаев известны вам? Мы со своей стороны можем назвать число, которое…
Госпожа Мари перебила его:
– И добавьте к нему нулей, раз вас это так забавляет! Я полагаю, в этом вопросе ничего уже не изменится.
Доктор Левенштайн наполнил еще один бокал.
– И мы тоже, Мари, – выпалил он, – и мы тоже! Сам по себе случай значения не имеет. Ужасает то, что он далеко не единственный. Но раз уж мы говорим за себя, за тех, перед кем вы сейчас сидите, и раз уж удобнее ухватиться за то, что ближе всего, мы хотим говорить только о случаях, которые имеют отношение непосредственно к нам. Мы пообещали друг другу, что сами себя не будем щадить. Вы видели, с какой откровенностью каждый из нас говорил. Что же касается рыцаря дель Греко, он также полагает, что его загубленная жизнь – на вашей совести, Мари. Вы знаете, что его молодая жена была необычайно красива и он любил ее больше всего на свете. Теперь же эта барышня – известная во всем мире проститутка, которая разъезжает по курортам и отдается каждому, кто может заплатить. И виной тому лишь одно-единственное замечание, которое вы случайно обронили.
– Могу ли я узнать какое? – сказала дама в сером.
– Чета дель Греко встретила вас два года назад в Портороже. Оба были преданными поклонниками вашего искусства, поэтому необычайно обрадовались возможности проводить с вами время. Изабель дель Греко была ужасно к вам привязана. Каждое слово, произнесенное вами, звучало для нее как Евангелие. Вы неоднократно рисовали господина дель Греко, так же как и его супругу Изабель. В один из сеансов вы положили на колени альбом с набросками и сказали: «Чего-то не хватает!» И когда госпожа Изабель поинтересовалась, что вы имеете в виду, вы ответили: «Боже правый! У него великолепное телосложение! Он потрясающе красив! Но есть в этом что-то до отвращения скучное. Скажите, милая Изабель, разве он вам не надоедает временами?»
– Но всемилостивые господа! – воскликнула госпожа Мари. – Разве я была не права?
