Настя словно почувствовала мое настроение. Она неслышно подошла ко мне и закрыла мои глаза ладонями.
– Отгадай с трех раз, кто это? – сказала она.
«Хитрая бестия!» – подумал я, но лишь молча убрал ее руки со своего лица.
– Ну что с тобой? – с напускной заботливостью произнесла Настя, заглядывая мне в глаза. – Ты какой-то грустный! Обиделся, да? Не бери дурного в голову, прошу тебя!
Она провела ладонью по моей щеке. Лицо Насти светилось счастьем, и ее беззаботное легкомыслие лишь добавило черноты моему настроению.
– Ну, улыбнись! Прошу тебя, зайчик! – мяукала Настя. – Он просто веселый парень и все время меня смешит. Все будет хорошо! Я ведь люблю тебя!
Мне очень хотелось верить ей, и я молча слушал ее. Но, кроме малозначащих слов и пустых обещаний, Настя ничего умного не сказала. Тогда я стал сам наводить ее на веские доказательства.
– А как твой отец отреагирует, если узнает? – И я кивнул в сторону Чемоданова.
– Ты что! – с испугом воскликнула Настя. – Он меня убьет! Ты разве не знаешь моего отца?
– Да, – согласился я. – Аристарх Софронович вряд ли будет в восторге.
Это был слабый крючок для Насти, и я не возлагал на него особых надежд. Наконец я остановил машину. Мы с Чемодановым стали толкаться на краю тротуара, борясь за право сесть с Настей на заднее сиденье. Он наглел неудержимо и оттолкнул меня совершенно откровенно.
– Чемоданчик! – нежно укорила его Настя. – Ты такой хам!
Он что-то шепнул ей в ответ, и Настя взорвалась громким смехом. Чемоданов все-таки усадил Настю на заднее сиденье, плюхнулся с ней рядом и с силой захлопнул дверь. Мне ничего не оставалось, как сесть рядом с водителем.
Вскоре мы остановились у загса. Я ожидал увидеть у подъезда скопление машин с лентами и куклами, празднично одетых людей и порхающих, как снежинки, невест. Но на стоянке царила пустота, и лишь дворник в оранжевой спецовке ковырял лопатой старые сугробы.
– Иди, шафер, договаривайся! – сказал мне Чемоданов. – А мы здесь посидим.
– Паспорта! – сказал я и, не оборачиваясь, протянул руку назад.
С двумя паспортами я зашел в пустой и холодный холл и стал дергать за ручки все двери подряд. Кажется, на сегодня все свадьбы уже отгремели. «Начинается полоса неудач!» – подумал я и уже собрался выйти, как меня окликнул женский голос:
– Вы кого ищете, молодой человек?
Я обернулся и увидел полную даму с высокой пышной прической. Шлепая паспортами по ладони, я приблизился к женщине и сказал:
– Надо срочно зарегистрировать брак этих двух людей.
– Срочно? – усмехнулась женщина, даже не взглянув на паспорта. – А когда подавали заявление?
– Никогда, – ответил я. – Не было заявления.
– Как же я их зарегистрирую? – пожала плечами женщина, хотя на ее лице не было и тени сомнения в том, как это сделать.
– За деньги, – откровенно подсказал я.
Женщина снисходительно усмехнулась, отрицательно покачала головой, но паспорта у меня все же взяла.
– Зайдите, – сказала она, открывая ключом дверь кабинета.
Подойдя к столу, она села, надела очки и стала листать паспорта.
– Куда торопимся? – не поднимая глаз и не дожидаясь ответа, спрашивала она. – Кого хотим обмануть? Сейчас срочно зарегистрировать, а завтра срочно развести. Так? В итоге пострадает государство. Простые налогоплательщики. – И без всякого перехода: – Две тысячи долларов!
Я даже не сразу сообразил, к чему относится эта сумма. Женщина повернулась к сейфу, открыла тяжелую скрипучую дверь, вынула оттуда чистый бланк свидетельства о браке и коробочку с печатями.
– Чью фамилию брать будем?
– Чемоданова.
Женщина поджала губы и покачала головой.
– Я бы удавилась от такой фамилии, – призналась она.
И тут я вспомнил, что у меня осталось долларов триста, не больше.
– Одну минутку! – сказал я. – Сейчас принесу.
Я кинулся бегом к машине.
– Раскошеливайся! – сказал я Чемоданову. – Она требует две тысячи. А у меня всего триста.
Чемоданов, продолжая одной рукой обнимать Настю, показал мне кукиш.
– Не наглей, Серёнька! Мы же договорились – все за твой счет!
– У меня сейчас нет таких денег! – крикнул я. – Дай мне взаймы, я завтра верну!
– Нет, – наотрез отказался Чемоданов. – Вот завтра и распишемся. Я на твои уловки не пойду.
Я сплюнул и бегом вернулся в загс. По моим глазам женщина поняла, что торжественный акт отменяется. Она брезгливо швырнула паспорта на край стола и проворчала:
– Только голову морочат…
Не скрывая своего раздражения, я сел в машину. Пока мы ехали, на заднем сиденье творилось что-то невообразимое. Чемоданов и Настя хихикали, дрались, обнимались, изредка затихая. Я не мог позволить себе обернуться и посмотреть на них, потому как никакой силой воли не смог бы убрать с лица униженного выражения поверженного соперника. Это была страшная пытка, и у меня даже затылок онемел от напряжения. Чем дольше мы ехали, тем я все более отчетливо понимал, что допустил роковую ошибку, выбрав на роль жены Настю. «Может, это к лучшему, что их не расписали, – думал я. – Успею найти ей замену. Все равно в свидетельстве будет значиться "Чемоданова". А несоответствие имени можно будет как-нибудь уладить».
Когда мы уже почти подъехали к моему дому, Чемоданов хлопнул водителя по плечу.
– Шеф! Тормозни у винно-водочного! Надо шампанского прихватить!
Я мысленно поклялся, что умру, но не побегу за шампанским. Чемоданов уговаривал меня недолго, вздохнул и открыл дверь.
– Ну, ловкач! – проворчал он, вылезая из машины. – Опять хочет за мой счет поживиться!
Я едва дождался, когда Чемоданов скроется за стеклянной дверью магазина, и немедленно пересел на заднее сиденье.
– Настя, – сказал я. – Я не могу понять, что с тобой случилось.
– Ну что ты такой бука? – произнесла она, глядя на меня любвеобильными глазами.
– Ты отвратительно себя ведешь! – повысив голос, сказал я. – Я перестаю тебе верить! Где гарантии, что ты не снюхаешься с ним окончательно?
– Бессовестный, – сказала Настя и покачала головой. – По-моему, я не давала тебе повода так говорить со мной?
– Не давала повода?! – вскричал я. – Да что он только с тобой не делал! Ты ему позволяешь все, тебе это нравится! Он тебе симпатичен!
– Что я ему позволяю? Что? – оправдывалась Настя. – Он наш компаньон. Мы должны доверять друг другу, иначе нам этих денег никогда не заполучить!
– Давай доверять, но должна же быть грань приличия!