словом уникальный драгоценный камень, найденный в императорской короне и похожий на тот, который сегодня называется солитером. Они считали его философским камнем. В давние времена он был бесценным. Его отрицали глупцы и почитали мудрецы. Тогда считалось, что сироты обладают особыми знаниями и мудростью, которой нет у остальных.
Некоторые сироты находят утешение в этом сравнении и обретают смысл в своей двойной утрате. 25-летней Марджи было семь лет, когда умерла ее мать-одиночка. Девочка стала жить с эмоционально холодным отцом и враждебной мачехой. Сегодня Марджи не поддерживает с ними отношения. «После смерти мамы я чувствовала себя одинокой, и это в какой-то степени усиливало мое ощущение, что я другая, – признается она. – Мне казалось, я должна сама заботиться о себе. Иногда я задумываюсь, действительно ли плохо ощущать свою уникальность. Возможно, я извлекла из этого что-то полезное». Чувство «особенности» помогло Марджи пережить одиночество в подростковом возрасте и компенсировало раннюю физическую утрату матери и эмоциональную утрату отца. Теперь, повзрослев, Марджи понимает, насколько опасно такое самоопределение. В глубине души она рада тому, что отличается от других женщин, но следит за тем, чтобы это ощущение не переросло в манию величия.
Как показывает история Марджи, женщине не нужно терять обоих родителей, чтобы считать себя сиротой. Многие женщины, у которых жив один или оба родителя, считают себя сиротами в духовном или эмоциональном плане. Они хорошо понимают, каково это – быть сиротами при наличии родителей. Матери не поддерживали их в эмоциональном плане. Отцы почти не участвовали в жизни семьи. Важные эмоциональные потребности этих детей не были удовлетворены.
Когда рано осиротевшие девочки пытаются понять, почему на их долю выпала трагедия, они обращаются к религии, философии, логике, даже афоризмам – всему, что поможет поверить, что они не прокляты, и что мироздание не настолько случайно, что катастрофа может произойти с любым человеком в любой момент. Девочка задействует любые доступные когнитивные и эмоциональные ресурсы. В подростковом и взрослом возрасте она постоянно обновляет мысленные образы, пытаясь заново обрести утешение на каждой стадии развития.
Дарлин, лишившаяся обоих родителей к десяти годам, говорит, что продолжила искать смысл утраты во взрослом возрасте:
Когда мне было 30–40 лет, я чувствовала, что должна найти ответ. Мы с мужем воспитывались в религиозных семьях, но после свадьбы редко ходили в церковь. После рождения сына мы решили дать ему схожее воспитание и начали ходить в церковь. Тогда я много молилась, просила о помощи и поддержке. Мой муж умеет поддержать разговор на религиозные темы. Мы разговариваем часами. Я никогда не знала и не узнаю, почему мои родители умерли, или почему это произошло со мной. Но мне хочется верить, что на то были причины. Мне нравится думать, что мама умерла, потому что скучала по папе, и теперь они счастливы вместе. Такие мысли очень помогают.
Утрата – непроизвольная часть жизни, как биение сердца, и такая же неизбежная, как наступление ночи. Это особенно верно для женщин, которые в силу особенностей своего пола расстаются и теряют друг друга естественным образом. В эссе «Обычные утраты женщин» Лила Калиник поясняет, что, хоть мужчины и сталкиваются с утратами в жизни, женщина переживает серьезную утрату почти каждое десятилетие. Это обособление от матери в первые годы; конец детства, когда начинается менструация; второе обособление в подростковые годы; возможная утрата фамилии после свадьбы; утрата некоторых элементов материнства или карьеры, если она решит не совмещать семью и карьеру; уход детей из дома; утрата детородной способности после менопаузы. Поскольку женщины обычно живут дольше мужчин, они также рискуют стать вдовами.
Женщины буквально окружены утратами в биологическом и социальном плане. В таких условиях утрата матери – трагическое, но неизбежное событие.
Повзрослев, Ива, Мэри Джо и Марджи нашли чутких наставниц, которые помогли пережить горе после смерти матери. Другие женщины, опрошенные для этой книги, упомянули крепкие религиозные убеждения, надежных любовников и супругов, близких друзей. Эти источники поддержки помогли им справиться с утратой без лишней тревоги.
«После первой смерти нет другой», – писал поэт Дилан Томас. Он понимал, какой серьезной может быть первая утрата. Она висит над нами, определяя нашу реакцию на будущие разлуки, до тех пор пока мы не разберемся с ней. Когда вы теряете родителя в раннем возрасте, у вас формируется острая чувствительность к поздним утратам. Самое трудное – не похоронить этот ранний опыт, а понять и принять его, не дать ему помешать способности наслаждаться жизнью.
Часть II
Перемены
– Джоани Нейтан сказала, что должен пройти год, прежде чем ты привыкнешь к этому, – сказала Кейтлин.
– Значит, еще месяц, – ответила Чики. После несчастного случая прошло уже одиннадцать месяцев.
– Вряд ли я привыкну к этому, – с отвращением заявила Делайла.
– Кажется, она была больше, чем просто мамой, – призналась Софи.
Все кивнули. Исчезла не одна, а тысяча вещей. Несмотря на рождественскую атмосферу, дом был наполнен утраченными вещами… Девочки развесили украшения там же, где всегда: вертеп – на китайском столике в коридоре, лавровый венок – на перилах лестницы, гирлянды из деревянных фруктов – на стенах. Они привязали рождественские открытки к перилам, как всегда делала мама, и зажгли свечу, от которой пахло сосновой хвоей. Ничего больше не было прежним.
Сьюзан Мино. Обезьянки
Глава 5
Папина дочка
Дуэт отца и дочери
Мой отец не отличался общительностью. По вечерам, когда мама куда-нибудь уходила, он предпочитал оставаться дома, слушать радио и разгадывать кроссворды. Мама планировала все социальные мероприятия, устраивала ужины, заводила новых друзей. Неудивительно, что после ее смерти отец стал говорить еще меньше. Долгие годы во время редких телефонных звонков он спрашивал меня о погоде и работе машины. Позже начал интересоваться моими дочерьми. Отец хотел слышать только хорошие новости. Если я упоминала маму или говорила, что у меня выдался тяжелый день, ответом было молчание. Если я начинала говорить о его пристрастии к алкоголю или лишнем весе, он быстро прощался, и наш разговор обрывался. Отец мог перезвонить через несколько дней или недель. Всю свою взрослую жизнь я задавалась вопросом, кто из нас сдастся первым и ответит на звонок.
Причина моей огромной боязни разлуки проста: мама умерла, когда мне было 17 лет. Но это всегда казалось мне бессмысленным. Хотя ее смерть показала, что любые отношения непостоянны, я знаю и всегда знала, что мама не хотела
