не дворец, слуг нет, денег Министра тоже. Только я и мой ребенок, висящие неподъемным грузом на шее тети Вэл. Наверное, она хотела более серьезных отношений с Сокаром, но я и им не оставила шанса.
От одиночества взвыла на третий день. Стала выходить из дома и подолгу бродить по улицам. Кроме ссоры с тетей и ужасного настроения было что-то еще. Какое-то чувство гнало из собственных стен. Может, насиделась, а может, это приближение весны. Я ходила и ходила, от дома до поворота на фабрику, оттуда до главного перекрестка. Каждый раз вздыхала, глядя на шпили замка, и поворачивала назад. И как бы ни было гадко на душе, что я могла изменить? Ответ Тому дала. Не прогоняла, согласилась на все, кроме клятв. И где он? Где мой единственный друг, когда мне так плохо? Впрочем, встречаясь с ним в короткие минуты обеденного перерыва, я не торопилась поднимать эту тему и интересоваться, почему мы все так же живем порознь.
В один особенно теплый день я все так же моталась из конца в конец квартала, пытаясь унять непонятное внутреннее беспокойство. Возможно, это нормально для беременной – роды скоро. Поясницу ломит, мышцы тянет, голова побаливает, с сапогами сегодня с трудом справилась. Пока не из-за живота, но присесть пришлось. И почему все решили отвернуться от меня именно в этот момент? Внезапно краем глаза заметила знакомую фигуру. Том? Действительно он. Огляделась, а я, оказывается, на наш главный пятачок вышла. Вон и дом старосты, у добротного забора лавка, а на ней мой будущий муж с Кэйрин милуется. Девушка держит что-то яркое в пальцах и игриво хихикает, притворно отворачиваясь от ухажера. А дружок мой так и льнет к ней, и говорит что-то без остановки. А со мной всегда молчаливый, слова не вытянешь. Том протягивает к дочери старосты руки и крепко обнимает, прижимая к груди. Девушка охает и ответно прижимается к нему. А мое самообладание лопается с тихим шипением. Не сразу понимаю, что сама выпускаю воздух сквозь с силой сжатые зубы и создаю этот звук. Разбираться в собственных реакциях некогда, ведь я уже иду широкими шагами в сторону лавки.
- Том? Что ты здесь делаешь? – изображаю полное недоумение, будто не все увидела. – А я дома тебя жду. Дел много, а я сапоги с трудом надела.
Для подтверждения сказанного распахиваю плащ и демонстрирую живот. Для верности еще и оглаживаю его. Том застывает и, похоже, теряет дар речи от моего выступления. А вот подружка его все понимает и очень быстро. Сначала бледнеет, потом краснеет, затем вскакивает и, зло сверкнув глазами, убегает в сторону ворот отцовского дома. Перед этим не забыв швырнуть подарок в лицо окончательно обалдевшего Тома. Рассматриваю упавший на лавку ярко-алый платок. Мне Том ни разу не принес ничего кроме съестного. Да и то не о сладостях речь, корнеплоды и крупы. Очень романтично. И правда, почему я не верила в его горячие чувства?
- Ты что делаешь, Майра?! – шипит на меня почти бывший друг.
- А ты что делаешь?! Решил меня на весь квартал ославить? Предложение сделал, теперь и по другим можно бегать?
- Сделал, только радости в ответ что-то не заметил. Или отрицать будешь?
- А при чем тут моя радость? Ты сам вызвался нести ответственность за меня и ребенка. Неволил кто? Я попросила с храмом не торопиться, а ты к Кэйрин сразу?
- Не тебе меня упрекать. Ты меня в объятьях Министра быстрее позабыла.
Кажется, я серьезно его разозлила. Обычно Том ведет себя более миролюбиво, не пытается уколоть, сделать больно.
- Дай угадаю, - не знаю, зачем на рожон лезу, видимо, кровь демонов не дает молчать. – Скоро праздник окончания зимы. Королеве Кэйрин срочно нужна свита. Вот она и поманила тебя, а ты и рад стараться. Позабыл и обо мне, и о малыше, которого хотел своим назвать. Хорошо, Том, веселись. Не впервой мне будет о твоем разбитом сердце слушать. Вот только о нас больше не надо.
- Майра, все не так, - соскочил с лавки, подошел, взял за плечи. – Ерунда это. Ты меня на расстоянии держишь, злишься на что-то, от клятв отказываешься. А Кэйрин поманила, да. Кто ж не хочет чувствовать себя нужным?
- Все хотят. И я тоже. А терпеть мужние измены не хочу. Не приходи больше.
Вывернулась из его рук, развернулась и побрела к дому. Теперь точно кончено. Как тете сказать, не представляю. Но если ответит, что дура, значит, и она не любит. Просто устала от меня, от сложностей, от забот. Хотела, наверное, их с Томом разделить, но и тут я наворотила. Бывший друг не пошел за мной. Не пришел он и вечером. И на следующий день не появился. С трудом дождалась тетю с дежурств, а сказать сразу не смогла. Три дня прошли в напряженном молчании. Я давно догадалась, что она знает. Но хоть дома стала бывать чаще, не оставляя меня наедине с ворохом мыслей и чередой страхов.
- Том сказал? – не выдержала во время очередного ужина.
- Да. Сказал, что ты окончательно его прогнала.
- Не так все было! – возмущенно воскликнула и всплеснула руками.
- Какая разница, Майра, какую причину ты нашла? Хотела ведь, и сделала. Теперь-то что? Как есть, так есть. Том просил передать, чтобы не бегала к нему со слезами. Не вернется.
- Чтобы я не бегала?! – задохнулась от негодования. – Да он!
И заплакала. Не смогла сдержаться, будто прорвало что-то внутри.
- Майра, ты чего? Не реви. Расстались, и ладно. Не любила же его.
- А он не сказал, почему расстались? Я его с Кэйрин застала.
- Что значит застала? Староста ему голову оторвет за дочь.
- Не в этом смысле. Встречались они, ничего такого.
- В том и дело, что ничего такого…
Тетя устало опустилась на ветхий табурет. Единственное, что осталось от прошлой обстановки, это он да тот самый ковш. Не знаю, почему Вэл не пожелала расстаться именно с этими вещами. Привычное удобно, наверное.
- Ты не думай, Майра. Я все понимаю, неприятно, конечно. Но с Кэйрин у Тома несерьезно и ненадолго…
- Знаю. Но и со мной выходит не очень серьезно. Все как служительница сказала. Любит он ее, а со мной так, просто пытается как-то жить дальше. Дом у нас добротный, деньги откуда-то завелись. И семья
