усталости одолеть себя. Он пытался держаться молодцом. Сделав два нетвердых шага навстречу начальнику управления, он браво выгнул грудь, вскинул правую руку к виску и лихо отрапортовал:
— Товарищ начальник управления, операция «Транспорт» успешно выполнена... — но сил хватило лишь на эту фразу. Ноги его подкосились, и он опустился на стул. Из-под фуражки показалась грязная струя пота и потекла по лицу.
— Операция операцией, но зачем убивать себя, Лонгиноз! — сказал Карда.
— Работа никогда человека не убивала, Тариел, — попытался встать Лонгиноз, чтобы подтвердить правоту своих слов.
— Да не вставай же ты, — не выдержал командирского тона Тариел.
Ломджария служил в армии. И с начальником управления он вел себя как солдат с командиром. В другое время Тариел, по обыкновению, мягко посмеялся бы над этой привычкой, но сейчас улыбка была явно неуместна. А чего, собственно, улыбаться, если для Лонгиноза такое поведение вполне естественно и необходимо. Ведь любые поручения он выполнял быстро, четко, по-военному. Даже обессиленный, голодный и грязный, он не изменил своей привычке и сидел на стуле прямо и молодцевато.
— Вот что, товарищ Ломджария. Отсюда вы направитесь в баню.
— Есть! — встал Ломджария, чтобы выслушать приказ командира.
— Из бани — в парикмахерскую. И домой. Поесть и сразу в постель. Сон — двенадцать часов.
— Есть спать двенадцать часов! — повторил Лонгиноз. — Но валяться в постели целых двенадцать часов?!
— Вот-вот, именно двенадцать, и ни минуты меньше. Операцию «Транспорт» я знаю во всех деталях. Поэтому прошу не медлить.
По лицу Ломджария струился грязный пот и капал с подбородка на грязную штормовку.
Тариел не сводил с Лонгиноза глаз и не мог понять, какая же сила держит этого человека на ногах.
— Иди же, — еще раз повторил Тариел Карда.
Уча Шамугия и Антон Бачило быстро сдружились.
Их семьи пережили одинаковую беду. Матерей обоих сгубила лихорадка и непосильный труд на изъязвленной болотами земле. И сейчас они вместе сражались с болотом.
Работали они на одном экскаваторе. Антон обращался с Учей как с равным. Они так хорошо поладили друг с другом, что решили жить в одной комнате и есть и пить вместе.
Комнату они заняли в Кулеви. Их экскаватор должен был работать на рытье главного канала. Трасса канала проходила не так далеко от Кулеви. Кроме того, селение это они выбрали еще потому, что оно раскинулось на самом берегу моря.
Здесь, рассекая селение надвое, впадала в море река Хобисцкали. По берегам реки росли ивы, а на воде лениво качались лодки, привязанные к деревьям. За ивами, чуть в отдалении, виднелись платаны. В их тени на врытых в землю длинных скамейках отдыхали старики и играли дети.
В просторных дворах за высокими изгородями зеленым бархатом стелилась трава. В глубине виднелись дома. Цветущие кустарники подступали к самим балконам с деревянными перилами, придавая домам нарядный и праздничный вид. Слева, чуть позади, стояли летние кухни, а за ними лепились курятники и амбары. Еще дальше тянулись огороды и поля.
Кулевские старики рыбачили на лодках, выходя далеко в море. Впрочем, рыба из моря поднималась и вверх, в Хобисцкали. Река была широкая, и над ней висело несколько пешеходных мостков.
От древнейшего Кулевского порта не осталось никаких следов. Никому даже и в голову не могло прийти, что некогда здесь был порт. Болота в самом селении уже не было, но зато питьевая вода никуда не годилась. Из Кулеви хорошо видно, как зеленоватые воды Хобисцкали медленно вливаются в спокойную голубизну моря.
Хозяевами Учи Шамугия и Антона Бачило были супруги Яков и Эсма Арахамия. Дочь их была замужем, а сын работал на железнодорожном вокзале в Поти.
Старики с радостью приняли квартирантов. В опустевшем их доме даже словом и то не с кем было перекинуться. Соседей вокруг было не густо, да и те на работе. Разве что на мельнице или в сельсовете находил собеседников старый Яков. Зато в воскресный день он вдоволь наговаривался со своими сверстниками, собиравшимися в тени платанов на берегу Хобисцкали. И то сказать, Кулеви крохотное село, здесь даже колхоза нет, где еще людям встречаться.
Яков ловил рыбу, Эсма выращивала дыни. И то и другое они продавали на потийском рынке. Тем и жили. Других доходов у них не было. А дети и сами едва сводили концы с концами.
Старики выделили квартирантам лучшую свою комнату, выскребли пол, вымыли окна, обмели стены, поставили в комнате вешалку, стол, стулья. Эсма сама постелила им постели и вообще обхаживала как родных детей. По воскресеньям она потчевала ребят завтраком, обедом и ужином. Рыба, сыр, изредка жареная курица с ореховой подливой утоляли их молодой голод. Хлеба в доме почти не употребляли — его заменяли мчади и гоми. Антон Бачило сначала никак не мог к этому привыкнуть, но прошло время, и он стал тоже легко обходиться без хлеба.
Ода Якова Арахамия находилась в самом центре селения на правом берегу Хобисцкали. Весть о появлении в семействе Якова двух молодых людей мигом облетела все селение, вызвав большой интерес у девушек.
Если раньше на скамейках под платанами сидели лишь старики и дети, то теперь эти места прочно захватили нарядно одетые девушки.
Польщенные вниманием девушек, Уча Шамугия и Антон Бачило ходили на работу всегда подтянутые, чисто выбритые, с прилизанными волосами. Они едва заметно кивали красавицам в знак приветствия и равнодушно проходили мимо. Но улыбка красавицы может разжечь жаркий огонь в груди юноши, и, боясь быть испепеленными этим огнем, Антон и Уча уходили на работу чуть свет и возвращались поздним вечером. А разве пристало девушкам рано выходить из дому или допоздна засиживаться на берегу реки? Тут и обманулись наши русалки в лучших своих ожиданиях.
Рабочие, поселившиеся в других одах, такого внимания не заслужили: одни из них были пожилые, другие — невзрачные, а третьи — женатые. Так и остались девушки наедине со своей несчастливой судьбой.
Выйти замуж в Кулеви им было не просто. Юноши, едва достигнув семнадцати-восемнадцати лет, уходили на работу в город, в совхозы, другие продолжали учебу в институтах. Возвращались они в селение редко: обзаводились семьями в городах. А вот девушки почти все оставались дома. Продолжать учебу удавалось не многим, а работать в городе не пускали родители. Так
