Умение вести взаимный диалог – субъективный фактор, который нельзя недооценивать. Когда отец завершал свою службу и покидал Берлин, генерал Кларк прислал ему личный подарок. С тех пор настольная зажигалка фирмы «Ролсон» в деревянном корпусе с дарственной надписью всегда стояла на почетном месте в отцовском кабинете. Кларк выбрал такой подарок не случайно – он помнил, что в 1945-м отец был страстным курильщиком.
Тогдашние власти ГДР наградили Конева грамотой Почетного гражданина Берлина. Вот такая ирония истории: отец стал Почетным гражданином города, который брал штурмом в 1945-м, а затем в конце 1980-х, после объединения Германии, быть лишен этого звания…
Когда Конев в апреле 1962 года покидал Берлин, западные СМИ активно комментировали это событие. Многими журналистами и политиками его отъезд воспринимался как знак того, что кризис в Берлине миновал, миссия отца как «кризисного управляющего» завершилась. А обозреватель одной из западногерманских газет предположил, что для возглавлявшего ГДР в 1960-е годы Вальтера Ульбрихта «близость влиятельного полководца Второй мировой войны, в течение долгих лет занимавшего пост главнокомандующего Вооруженными силами Варшавского пакта, в период до и во время создания Берлинской стены являлась психологическим прикрытием, своего рода тылом».
Охота и рыбалка
Во время знаменитой встречи на Эльбе в апреле 1945 года, среди участников которой были командующие союзническими армиями маршал Конев и генерал Омар Брэдли, после официальной церемонии в штабе фронта состоялся обмен подарками. Помимо автомобиля «Виллиса» (о котором я уже рассказывала выше) генерал Брэдли вручил отцу карабин «Манлихер». Этот карабин много лет был любимым оружием отца. У него, как у любого военного такого ранга, было много охотничьих ружей от разных фирм и изготовителей. Был даже автомат завода имени Сталина, мы с мамой сразу же после кончины отца передали его в Музей Революции. Как говорят знатоки, этот уникальный автомат, подаренный отцу в честь одной из громких побед на фронте, был изготовлен в весьма ограниченном количестве экземпляров. К концу жизни все свои ружья отец передал в музеи и раздарил родственникам, а одно – знаменитой немецкой фирмы – было преподнесено врачу-хирургу, который сделал отцу очень сложную операцию. В нашей семье рождались одни девочки и, к сожалению, традицию воинов и охотников продолжать было некому.
Ездить на охоту отцу удавалось редко: он был страшно загружен работой, при Сталине приходилось работать не только днями, но и по ночам, поэтому поездки на охоту случались или в праздники, или во время отпуска, который папа из-за болезни желудка предпочитал проводить на водах, чаще всего это был Карлсбад (Карловы Вары). В Чехословакии охота всегда была организована на очень высоком уровне. Отцу доводилось ходить с ружьем на косуль, кабанов, оленей, уток, вальдшнепов и даже фазанов.
На старой государственной даче отца, построенной уже после войны, если подняться по очень крутой, красивой деревянной лестнице на второй этаж, то помимо малозначительных с художественной точки зрения картинок на стенах, можно было увидеть великолепное чучело фазана – крупного, с черными крапинками на переливающемся янтарно-желтом оперении, с аккуратной головкой и острыми перьями хвоста. Это подлинное украшение старой дачи было охотничьим трофеем папы, со всем тщанием изготовленным мастерами из Чехословакии и привезенным ему в дар на юбилей. Всякий раз, проходя мимо, мы невольно засматривались на птицу, гордо восседавшую на ветке. Конец ее был печален: появившийся в доме кот в порыве охотничьего азарта всего одним виртуозным прыжком взлетел и оказался верхом на фазане. Вся эта конструкция, с котом и фазаном на ветке, рухнула с высоты, по комнатам разлетелись пух и перья; кот был наказан, но с тех пор никаких чучел птиц в доме не водилось. На почетное место были водружены рожки дикой козочки, тоже трофей отца, по понятной причине непривлекательный предмет для кота, остававшийся на своем месте до конца, до нашего отъезда с госдачи.
Охота на фазанов сегодня выглядит экзотично. Не знаю, много ли этих птиц осталось в Западной Чехии, где отец на них охотился, но в середине 1950-х годов их было много, и охота на них не выглядела некой «царской забавой». В нашем семейном архиве хранится альбом с фотографиями, запечатлевшими процесс подготовки охоты на фазанов, выставку трофеев и так далее. Этот альбом сам по себе несет печать эпохи, когда к охоте еще относились как к важнейшему деянию, унаследованному от средневековых рыцарей. В светлом изящном кожаном переплете, со страницами из твердой качественной бумаги, с цветными глянцевыми фотографиями альбом чрезвычайно репрезентативен, это ценное историческое свидетельство (образцы оружия, форма, охотничьи рожки, ритуалы, сохраненные, по всей видимости, со времен Австро-Венгерской империи). Разумеется, привлекают внимание и личности почетных участников охоты: маршала Конева, маршала Рокоссовского – облика очень европейского, в брюках гольф и кепке, и чешского генерала Людвига Свободы, боевого друга моего отца, с которым он воевал в Карпатах.
В Чехословакии, надо заметить, к отцу очень дружелюбно относились и простые люди, и, что называется, люди «элиты»: они всегда помнили о чудесном спасении города-музея Праги от разрушения благодаря правильно выстроенной советским маршалом стратегии. Во время его приездов папины друзья всегда вовлекали его в какие-то праздничные действа: то домну звали разжигать, то производство стекла посетить, то украшениями фирмы Яблонекс полюбоваться, то продегустировать пиво на заводах Пльзеня, ну и, конечно, в охоте поучаствовать. По этому случаю ему даже подарок привезли – охотничье, суконное, цвета хаки пальто с костяными пуговицами и шляпу с маленькими полями и с прикрепленными к ленте фазаньими перышками, даже с размером угадали: у отца был весьма внушительный, шестидесятый объем головы. Шляпа ему очень нравилась, она долго жила в его гардеробе, хотя в силу возраста он перестал выбираться на охоту, Только перья с тульи снял, чтобы шляпа не выглядела слишком нарочито. Пальто же он нередко надевал, гуляя по саду – легкое, на теплой подкладке, оно дарило ощущение комфорта, и будила воспоминания о пережитом, тех ярких и острых эмоциях, которых так не достает на закате жизни.
Папа был в молодости охотником умелым. В тех краях на севере России, где он родился, умение охотиться – важнейший жизненный навык. Суровая природа, большие расстояния между поселками и деревнями, много зверья – так просто из одной деревни в другую по тайге и без оружия можно и не добраться. В этих условиях поневоле становишься человеком, способным защитить себя, да и пищу добыть. Помню, как папе из родной деревни Лодейно прислали фотографию: на ней молодой крепкий парень с охотничьим ружьем, у его ног убитый медведь, а парню этому всего-то четырнадцать лет… Вот таких богатырей вырастила эта земля. Папа очень любил этот снимок. Он напоминал ему о малой родине, о молодости, о том азарте и страсти, которые испытывает человек, сражающийся с сильным и коварным зверем.
Азарт на охоте отец испытывал в своей жизни не раз. Однажды в Карпатах он собрался охотиться на диких коз, поехал с кем-то из друзей и решил прихватить нас с мамой, чтобы мы, пока он будет охотиться, полюбовались красотами горной местности. Через некоторое время мы с мамой подъехали к условленному месту встречи на узкой горной дороге и вдруг увидели, как мимо нас пронеслась коза, которая была основательно подранена отцом. Это произошло к концу охоты, и почти все участники уже подтянулись к автомашинам, но тут появился отец. Он был в брюках галифе, сапогах, кожаной черной куртке на молнии, с ружьем в руках и стремительно стал подниматься по склону горы. Все, наблюдавшие эту картину, начали кричать и уговаривать его прекратить преследование, но отец был неумолим. Бросил на бегу: «Подранок, все равно погибнет». Уже где-то выше, на склоне он догнал и добил несчастное животное, чтобы не умирало в мучениях. Меня, помню, поразило, что отец, к тому времени уже очень не молодой человек, был так энергичен и азартен.
