– А тебе только этого и надо? Не будешь больше волноваться насчет того, обесчестит она тебя с Родериком или не обесчестит. Не будешь больше волноваться насчет того, сколько времени он проводит в ее постели. Если бы тебе так повезло и она умерла из-за меня, ты бы вернул папину фотографию на место. Тебе будет трудно, Томми? Ведь ты больше не сможешь играть роль несчастного педанта. Что же ты будешь делать?
– Не старайся увести меня от дела.
– Ну что ты! Увести. Вот уж преступление из преступлений! Опять я согрешил. Еще одно черное пятно на моей совести. – Питер снял со стены фотографию университета и бросил ее старшему брату. Она упала и ударилась о ножку стула. – Томми, ты, случайно, не ангел? Ну почему мне не удается следовать твоему чистейшему образцу?
– Питер, я не собирался выяснять с тобой отношения.
– Прелестно. Наркотики, прелюбодеяние, блуд. В нашей семье все есть. Что бы еще мы могли иметь, будь тут Джуди? У нее тоже был адюльтер, да, Томми? Что мать, что дочь. Вот и я говорю. А как насчет тебя? Ты слишком благороден, чтобы связаться с чьей-нибудь женой, даже если она понравится тебе? Это слишком аморально для тебя? Неэтично? Не верю.
– Пустой разговор.
– Как же мы мучим тебя. Не семья, а мешок с семью смертными грехами, которые нам еще к тому же нравятся. Мы позорим твой чертов титул или мешаем твоей обожаемой карьере?
– Ты бы все сделал, если бы мог, чтобы причинить мне боль, правда?
Питер засмеялся, но накрепко вцепился в спинку стула.
– Причинить боль тебе? Ты в самом деле так думаешь? Не могу поверить. Насколько мне известно, земля все еще вертится вокруг солнца, а не вокруг тебя. Ты это замечал когда-нибудь? На свете есть люди, которые живут, ни в коей мере не задумываясь о том, как их поведение скажется на восьмом графе Ашертонском, и знаешь, Томми, я среди них. Я не танцую под твою дудку. Не танцевал никогда. И никогда не буду. – На его лице появилось злое выражение. – Что мне нравится в нашем чертовом разговоре, так это твоя уверенность, будто ты обо всех заботишься, кроме себя самого. О Ховенстоу. О маме. Обо мне. А если все мы сгорим к чертовой матери? Ты же освободишься от нас. Тебе больше не придется играть роль покорного сына, любящего брата. Ты противен мне.
Питер сунул руку в карман и вынул пачку сигарет. Однако у него так сильно тряслись руки, что он уронил пачку, и сигареты рассыпались по ковру.
– Питер, – проговорил Линли. – Питер, разреши мне помочь. Так не может продолжаться. Ты же знаешь. Тебе надо изменить свою жизнь.
– Ну умру я, и что? Тогда тебе останутся только мама и Родерик. Знаешь, что она пригласила его? Какой удар для графа! Думаю, она решила провозгласить независимость.
– Не имеет значения. И тебе это известно. Позволь, я помогу тебе. Пожалуйста.
– Поможешь? Ты? – Питер наклонился и подобрал сигареты. Однако закурить сумел только с четвертой спички. – Ты поступишься своей репутацией ради меня? Вот смешно! Какое тебе дело до меня, пока твое имя остается незапятнанным?
– Ты же мой брат.
Питер глубоко затянулся, прежде чем погасить в пепельнице сигарету.
– Да пошел ты к черту, – сказал он и двинулся к двери.
Линли схватил его за руку, когда он проходил мимо него:
– Так легче, правда? К черту брата! К черту все! Потому что люди мешают тебе наслаждаться твоими наркотиками. А ведь это как раз и невыносимо.
– Это ты говоришь мне о людях? Ты? Проклятый лицемер! Да когда ты о ком-нибудь думал, кроме себя?
Но Линли не позволил увести себя в сторону.
– То, что я увидел сегодня на мельнице, было для меня открытием. Можешь гордиться собой.
– Контрабандист! Перекупщик! Наркоман! Неплохой след я оставлю в семейной хронике. Ну и подлец! Ну и злодей! – почти кричал Питер, вырываясь из рук брата. – Так арестуй меня. Правильно, правильно, арестуй меня сам. И вези к себе в управление. Иначе ведь повредишь своей карьере. – Он вытянул руки, словно подставляя их под наручники. – Давай. Вези меня сегодня, и завтра тебя повысят в чине.
Линли смотрел, как меняется лицо Питера. Он старался внушить себе, что их отношения испортились из-за наркотиков, однако лучше, чем кто бы то ни было другой, он знал, как сам вел себя в прошлом, знал о своей непростительной гордыне, знал и о своем желании наказать, которое и привело к этому взрыву чувств. Однако он удержался от ответной вспышки.
– Послушай себя. Погляди, что ты сделал с собой. Погляди, каким ты стал.
– А каким я стал? Каким был, таким и стал.
– Это ты так думаешь. А что думают другие?
– И другие так думают. Всю жизнь я старался оправдать чужие надежды, а теперь я плюю на это. Слышишь? Плюю! И очень рад. Так что иди подальше, понял? Возвращайся в свой чистенький лондонский домик и к своей чистенькой жене. Заведи себе детишек, чтобы было кому передать свое имя, а меня оставь в покое! Просто оставь в покое – и все!
Питер побагровел, он дрожал всем телом.
– Ладно. Вижу, так и в самом деле лучше всего.
Линли отвернулся и увидел в дверях бледную как смерть мать. Сколько времени она простояла там?
* * *
– Ах, получилось так славно! Так славно! Просто великолепно.
Миссис Суини разделила последнее слово на две половинки, выдержав театральную паузу, как бы готовя свою аудиторию к тому, что она должна почувствовать. Велико, говорила она, всем своим существом предвкушая вторую часть – лепно.
Сидя как раз напротив Сент-Джеймса, она располагалась в центре стола, за которым собралось восемнадцать человек, составлявших интересное сочетание родственников, то есть корнуоллских аристократов и местных жителей, с которыми семья Линли в течение многих лет поддерживала близкие отношения. Преподобный Суини и его жена принадлежали ко второй группе.
Миссис Суини подалась вперед. Обнаженные в смелом декольте, ее широкие плечи и грудь блестели в свете свечей, а Сент-Джеймс не мог отогнать от себя мысль о том, какой предлог она придумала, чтобы вырядиться таким образом. Подобное декольте не пристало жене священника, по крайней мере когда она не в роли Беатрис. Неожиданно Сент-Джеймс обратил внимание на влажные, взволнованные, ищущие взгляды, которые мистер Суини бросал в сторону своей жены, сидя через три человека от нее и поддерживая вежливую беседу с женой члена парламента от Плимута. Вопрос отпал сам собой.
Подняв вилку с паштетом из лосося, миссис Суини продолжала:
– Моя дорогая, вся труппа была в полном восторге от фотографий. Можем мы надеяться на то, что у нас каждый год будет такой праздник? – Она обращалась к Деборе, сидевшей во главе стола по правую руку от Линли. – Только подумайте. Каждый год мы фотографируемся вместе с нашим лордом Ашертоном. И каждый год в разных костюмах. – Она звонко засмеялась. – Я имею в виду актеров. Ну конечно. Совсем не лорда Ашертона.
