С марта 1947 года по июнь 1949 года Макклой был президентом Всемирного банка в Вашингтоне. После своей деятельности на посту Верховного комиссара США в Германии, которая закончилась в августе 1952 года, он вернулся на Уолл-стрит, где занимал влиятельные посты. Опытный дипломат и успешный бизнес-адвокат, он занимал должность председателя совета директоров банка «Чейз Манхэттен», председателя совета попечителей Фонда Форда и члена совета попечителей Фонда Рокфеллера. Макклой не без выгоды для себя представлял интересы компаний нефтяной промышленности. С 1954 по 1970 годы он возглавлял престижный Совет по международным отношениям в Нью-Йорке, а позже стал членом «совета мудрецов» (Wise Men) – группы заслуженных государственных деятелей, выступавших за прагматичный интернационализм в американской внешней политике. Десятилетиями он поддерживал тесные связи с Белым домом. Макклой консультировал в общей сложности семерых президентов США, республиканцев и демократов. После Рузвельта, а потом и Трумэна, которого он сопровождал на Потсдамской конференции летом 1945 года, Макклой предоставлял свои услуги Джону Ф. Кеннеди, Линдону Б. Джонсону, Ричарду Никсону, Джимми Картеру и Рональду Рейгану. К 90-летнему юбилею Макклоя – 31 марта 1985 года – правящий бургомистр Берлина Эберхард Дипген на лужайке Белого дома в Вашингтоне вручил ему грамоту Почетного гражданина западной части разделенного города под аплодисменты Рейгана и федерального президента Германии Рихарда фон Вайцзеккера. Американская биография Макклоя называется просто – «Председатель» (The Chairman). Сам Макклой однажды назвал себя «абсолютным инсайдером» и (вспоминая свое происхождение из низшего класса) в то же время «абсолютным аутсайдером».
А тогда, в конце января 1951 года, он столкнулся с одним из самых трудных решений в своей карьере в Германии. Под руководством будущего советника президентов была образована Консультативная группа по помилованию военных преступников. Группа, состоявшая из трех американцев, была названа группой Пека – по имени своего председателя Дэвида У. Пека, председательствующего судьи в Апелляционной палате по 1-му судебному округу штата Нью-Йорк. Уже 28 августа 1950 года она представила доклад, содержащий общие соображения о судебных разбирательствах по делам о военных преступлениях и конкретные рекомендации по смягчению назначенных наказаний. В сопроводительном докладе на имя Макклоя члены Группы подчеркнули, что за сорок дней они прочитали более 3000 страниц судебных решений по делам 104 подсудимых в Мюнхене, изучили множество прошений и ходатайств о помиловании и заслушали пятьдесят адвокатов, представляющих девяносто клиентов. Член Группы Фредерик Моран лично беседовал с заключенными в Ландсберге. С Беном – главным обвинителем по делу об айнзацгруппах, который внес решающий вклад в вынесение четырнадцати смертных приговоров, не говорил никто, хотя Бен предлагал Пеку свои услуги.
Тот факт, что каждый обвиняемый имеет возможность обратиться к исполнительной власти за снисхождением и милосердием, является одним из «самых полезных учреждений осуществления правосудия», говорилось в начале доклада Пека. Таковы были цель и тон документа: задача группы Пека состояла в том, чтобы по мере возможности идти навстречу осужденным («рассмотрение всех возможных смягчающих обстоятельств»). По мнению членов Группы по помилованию, Нюрнбергский процесс представлял собой нечто большее, чем «отдельные судебные процессы по конкретным преступлениям». Они проводились против «групп лиц», которые, «хотя и действовали как отдельные индивиды, были вовлечены в огромную преступную деятельность, направленную против международного права и человечности». Вместе с тем действовал принцип «индивидуального правосудия в отношении отдельного обвиняемого». Его «не следует отождествлять с правительством, партией или программой». Это, разумеется, верно, говорит Бен. Но не стоит удивляться, если такие заявления создадут у немецкой общественности ложное впечатление о том, что в Нюрнберге существовала своего рода клановая ответственность и что были наказаны национал-социалистические воззрения. В действительности приговор был вынесен каждому обвиняемому на основании его индивидуальной вины.
Несмотря на готовность пойти навстречу осужденным, в докладе не скрывался тот факт, что авторов раздражало отсутствие благоразумия и раскаяния. Оставалось «крайне неутешительное основное впечатление, что большинство обвиняемых, кажется, все еще думают, что действовали правильно, потому что выполняли приказы». «Обоготворение послушания», рассматриваемое как человеческое отношение, вызывало еще большую тревогу, чем требования об оправдании. Даже тогда, через пять лет после смерти Гитлера и окончания войны, все обвиняемые хором кричали: «Приказ сверху!» Они утверждали, что «во всей нации из 60 миллионов человек был только один человек или небольшая группа людей, которые несли ответственность за все происходящее, что никто другой не был ответственен ни за что, и что если бы был только один приказ, который стекал с вершины, как ручей, то каждый, кто промок бы от него, наслаждался бы в водах неприкосновенности». Эта точка зрения могла быть «столь же утешительной, сколь и слепой к фактам». Если существует мир, в котором правят закон и справедливость, то люди, по крайней мере, те, кто находится на более высоких должностях, должны нести ответственность за свои действия.
Группа Пека тщательно искала «смягчающие обстоятельства», но видела и ограничения: «Там, где есть возможность сомневаться, мы, безусловно, не признаем обвиняемого виновным в преступлении. Но нет закона, который мог бы оправдать убийство евреев или цыган». То же самое можно было сказать и о «порабощении и сопутствующем ему жестоком обращении с массой людей, а также об огромном стремлении решить путем расового тестирования и оценки, кого следует переселить, поработить или ликвидировать». В Нюрнбергском процессе было установлено, что «закон и справедливость во все времена стоят над каждым человеком – включая глав государств и всех тех, кто принадлежит к их окружению». Пек и его коллеги не только подвергались давлению со стороны главы американской оккупационной администрации, заключенные и их защитники – прежде всего Ашенауэр и красноречивые епископы – также настоятельно призывали их к милосердию: «Нам порекомендовали применять принципы любви к ближнему и великодушия. Даже «в случае с одним из самых худших преступников» – имелся в виду Олендорф – их просили подать такой пример «своей семье и народу». Мягкость может иметь вдохновляющий эффект там, где есть основания для сострадания и милосердия, говорилось в докладе, «но ложная снисходительность по отношению к массовым убийцам была бы насмешкой». Если бы Группа по помилованию руководствовалась только соображениями сострадания, то прецедент, созданный в Нюрнберге, был бы уничтожен. Несмотря на четкие выводы, комиссия без колебаний «рекомендует радикальное сокращение сроков наказания». Такова была ситуация, когда Макклой объявил о своем решении 31 января 1951 года. В «очень большом количестве случаев» он сократил сроки наказаний, пояснил он в пресс-релизе, который был опубликован одновременно на английском и немецком языках. Он привел целый ряд аргументов в пользу своего решения. «Приговоры сократились везде, где, казалось, были законные основания для снисхождения. Смягчение наказания допускается в тех случаях, когда судебные решения несоразмерны наказаниям, назначенным в других случаях за преступления аналогичного характера; когда сокращение срока наказания представляется оправданным относительно незначительным положением и ответственностью обвиняемого; когда новые доказательства, которых не было в распоряжении суда, дают основание для смягчения наказания». Даже с пятнадцатью осужденными на смерть, которые еще находились в Ландсберге – самой значительной фигурой среди командиров айнзацгрупп был Освальд Поль, – Макклой сделал все возможное, чтобы оправдать их: «В этих случаях я принимал во внимание все обстоятельства, которые могли обосновать помилование, и отвечал на все вопросы, вызывавшие сомнения, в пользу осужденных». Верховный комиссар подвел итог заявлением, что он стремился «поставить милосердие над правосудием».
