спорить и возражать она не стала.
— Конечно, Луна, — коротко кивнула, — идите за мной.
Меня привели на второй этаж в казавшийся просторным даже несмотря на большое количество тёмной мебели кабинет. Широкий стол возле окна, уходящие под самый потолок массивные шкафы, приглушённо-оранжевого цвета кресло. Внутри пахло кожей и деревом.
Но я никак не могла представить здесь Брана. Дорогой, но сдержанный интерьер… наверное, так и должен выглядеть кабинет человека его статуса. Только в моём сознании он по-прежнему оставался тем, кем был в день, когда я увидела его впервые.
Бран вернулся примерно через час ожидания и о его приближении я узнала даже не по шагам в коридоре. Теперь значительная часть моих ощущений формировалась запахами и стоило ему подняться на этаж, как я уже знала, кто именно приближается к двери.
Разгоняя кровь по венам, сердце забилось чаще, а пальцы сами собой сжали ткань платья. Как бы я ни хотела иного, но сейчас запах Брана действовал на меня ещё больше, заставлял плыть сознание и сильнее чувствовать нашу связь.
Стараясь успокоиться, непроизвольно вдохнула глубже, но от этого только хуже стало. Почти в ту же секунду дверь едва заметно скрипнула и в комнату вошёл Бран. Заметил сидящую на кожаном диване меня и улыбнулся.
Строгий серый костюм, застегнутая на все пуговицы белоснежная рубашка, галстук… и снова оказалось слишком сложно сопоставить этот его образ с тем, кем он является на самом деле.
— Жизнь среди людей заставляет хотя бы внешне соответствовать, — усмехнулся, точно определив источник удивления в моём взгляде.
Подошёл ближе, бережно погладил по волосам, наклонившись, поцеловал в губы. К счастью, поцелуй был мимолётный, но даже от него внутри всё перевернулось и, как только Бран выпрямился, я резко выдохнула и даже на секунду закрыла глаза.
— Тебе идёт, — как ни в чём ни бывало похвалил, видимо, моё платье. Одно из тех, что я обнаружила в шкафу спальни, — и врач сказал, что чувствуешь ты себя гораздо лучше.
— Регенерация уже полностью закончилась, — отозвалась я и медленно поднялась на ноги.
— Отлично, — Бран снова широко улыбнулся, но в этой улыбке почти неуловимо всё же чувствовалось напряжение, — я тут подумал…
Он снял пиджак, бросил его на спинку кресла, расслабил галстук и снова повернулся ко мне.
— Тебе ведь не обязательно всё время дома сидеть. У тебя уже есть водитель и охрана. А, чтобы скучно не было, возьми с собой кого-нибудь из волчиц. Съездите в город, отдохните, — он достал бумажник, вытащил из него карточку и протянул мне, — лимит на ней увеличивается автоматически.
Наверное, можно было обрадоваться такому предложению, но радости почему-то не появилось.
— Бран, я ждала тебя, чтобы поговорить.
Карточку так и не взяла и он, помедлив пару секунд, в течение которых, словно проверяя мою волю, смотрел прямо в глаза, в итоге просто бросил её на стол.
— Хорошо, давай поговорим.
Сел в стоящее возле стола кресло и коротким кивком головы указал мне в сторону стула напротив себя. Последовав молчаливому приказу, я опустилась на его край и сразу почувствовала себя маленькой и незначительной. Словно я, и правда, не имею право задавать ему какие-либо вопросы.
Но Бран тоже нервничал. Это не возможно было определить ни по обманчиво-расслабленной позе, ни по выражению лица, но каким-то образом я абсолютно точно знала: его так хорошо сдерживаемые эмоции даже сильнее моих. И, наверное, только благодаря этому пониманию смогла всё же взять себя в руки и спросить.
— То письмо с координатами, из-за которого я отправилась в горы… его прислал мне ты?
— Да, — последовал короткий ответ.
— Ты знаешь, где сейчас мой отец, — я подалась вперёд и буквально застыла в ожидании, что он скажет, — где он?
Но говорить Бран всё же не спешил. На мгновение отвернулся, взглянув куда-то вглубь комнаты, потёр ладонью глаза и едва заметно поморщился.
— Пожалуй, лучше сначала начать, — ещё какое-то время смотрел прямо на меня, я молчала, просто ждала, — ты уже знаешь, что Рин был одним из волков моей стаи. Не самым сильным, но уж точно одним из самых умных и талантливых. А вот женился он всё же на человеке. И ведь твоя мама даже не была его парой.
— Они учились вместе. Сначала были друзьями, готовились вдвоём к экзаменам, любили в кино ходить, просто разговаривать. Отец и сам не понял, как однажды влюбился, а потом, — мои губы тронула едва заметная тень улыбки, — уже было поздно.
Отец когда-то рассказывал мне об этом. В один из тех очень редких моментов, когда был откровенен со мной. Но то, в чём я была абсолютно уверена: пусть мама и не была его парой, он её очень сильно любил. Поэтому так и не смог прийти в себя после её смерти.
Слушая меня, Бран немного склонил голову набок и смотрел при этом странно. Похоже, просто понять не мог, как волк может выбрать человека, с которым его ничего не связывает. Как можно просто влюбиться, да ещё и не сразу, а постепенно узнавая друг друга? И, к сожалению, я слишком хорошо понимала, что у оборотней всё происходит совсем по-другому.
— Возможно, и к лучшему, что он не был её парой, — чуть тише, чем разговаривал до этого, проговорил Бран, — по крайней мере, смог прожить довольно долго после её смерти.
Он не сказал ничего особенного, но это прозвучало так, словно речь шла о ком-то, кого уже нет… страшная мысль кольнула сердце, но спрашивать дальше я побоялась и Бран просто продолжил:
— Тогда ещё был жив мой отец и он дал разрешение на этот брак. Даже больше того, насколько мне известно, твоя мама не слишком жаловала оборотней, так что им разрешили жить отдельно от остальной стаи. Непростительная ошибка, — по его лицу скользнула горькая усмешка, — с которой всё и началось. Никто даже не узнал, что родилась ты. Хотя тебя должны были сразу принести в стаю и воспитывать здесь.
— Но ведь в итоге это всё равно выяснилось…
— Выяснилось, — выдохнул Бран и откинулся на спинку кресла, — мне тогда девять лет было. Я сидел в кабинете отца как раз в тот момент, когда к нему зачем-то пришёл Рин. Он одну из твоих игрушек с собой носил. Из-за неё я тебя и почувствовал.
Бран отодвинулся от стола, открыл ключами одно из его отделений и к моему изумлению действительно вытащил оттуда уже заметно выцветшую от времени детскую игрушку.
— За почти двадцать лет, когда я эту сороконожку разглядывал, уже, наверное, каждую её точку выучил. Единственное, что