шпион-нелегал? На обидной смерти под бомбами своей же, советской авиации советского радиста-шифровальщика, в результате чего резидент остался без связи. На идиотской беременности своей радистки, оравшей по-русски при родах в немецком госпитале, вместо того, чтобы уехать рожать в СССР или нейтральную страну (Швецию), что резидент Штирлиц мог, но халатно не удосужился организовать, преступно поставив на грань провала всю сеть и самого себя.
На дилетантски оставленных им отпечатках пальцев на чемодане с рацией, которой преступник-резидент не имел права касаться, и на трубке телефона в комнате правительственной связи, которую супер резидент Штирлиц не догадался протереть платочком. На его личной встрече с Борманом, когда его чуть не выдал под пытками в Гештапо шофёр. И на дурацком провале непрофессионального агента-связника, дилетанта профессора Пляйшнера в Швейцарии, глупо не заметившего сигнала провала явочной квартиры в Берне на Цветочной улице, потому что резидент халатно провёл его психологическую и техническую подготовку к строгому и неукоснительному соблюдению мер предосторожности.
В настоящей шпионской реальности часто бывало не лучше, чем в кино. Во всех спецслужбах мира. Советского шпиона-нелегала в США Вильгельма (Вильяма) Фишера, более известного под украденным им чужим именем коллеги-чекиста Рудольфа Абеля, "завалил" его собственный радист-шифровальщик Хайнанен, по пьянке продавшийся ФБР.
Тайник за батареей отопления в подъезде на Пушкинской улице, глупо "засвеченный" перед советской "наружкой" непрофессиональным американским шпионом из Московской резидентуры ЦРУ, и слишком очевидные, повторяющиеся моментальные встречи с женой английского дипломата вывели, в конце концов, КГБ на шпиона Пеньковского.
Выроненный оперативником ЦРУ и забытый в своей машине фотоаппарат "Минокс" со снимками уже подготовленного места тайниковой операции позволил КГБ удачно арестовать предателя, ценного агента ЦРУ. И так далее и тому подобное. Примеров десятки и сотни.
Сейчас проблема обеспечения связи значительно облегчилась с развитием мобильной телефонии и Интернета, а также с открытостью и доступностью большинства стран, в которых трудно или практически невозможно установить тотальный контроль. А в СССР, который среди иностранных шпионов заслуженно считался сложной страной с жёстким контрразведывательным режимом, в 1980 году поддерживать оперативную связь с иноземной разведкой было куда как непросто.
Вы будете смеяться, но даже внутри своего собственного посольства в Москве, обладающего правом экстерриториальности (то есть, являющегося суверенной территорией США на советской земле), резидентурам ЦРУ и РУМО приходилось соблюдать не меньше оперативных предосторожностей, чем "в городе", "в поле", на настоящей вражеской, советской территории.
Как выяснилось позднее, старое здание американского посольства в Москве было нашпиговано микрофонами и камерами советской госбезопасности, включая кабинет посла США, а новое здание, любезно построенное при активном "содействии" КГБ СССР, было просто одним большим микрофоном, потому что наши чекистские "жучки" были так встроены во все несущие конструкции, что очиститься от них можно было только, сравняв новые постройки с лицом земли. К тому же весь местный вспомогательный персонал американских дипломатических миссий поголовно работал на КГБ (уборщицы, шофёры, повара, секретарши и т. п.).
Но в тот декабрьский день 1980 года судьба шла навстречу ЦРУ и хранила молодого и талантливого американского разведчика от неудач. Ренквист был одет в добротную, но внешне неприметную японскую куртку чёрного цвета, в американские джинсы, которые тогда были у каждого второго или третьего студента, в обычную и дешёвую кроличью шапку-ушанку и выглядел не то, что иностранцем, но даже не студентом, а простым и безобидным советским подростком. Но его цепкий взгляд подмечал всё, ум анализировал обстановку с быстродействием большого стационарного компьютера, а фотографическая память фиксировала мельчайшие детали вокруг.
После хорошо мотивированного очередной любительской фотосъемкой московских достопримечательностей и посещением различных магазинов, сложного, трёхчасового проверочного маршрута по Москве с неоднократной сменой видов транспорта и кварталов города, который позволил убедиться на 100 %, что за ним нет слежки, и что он мог спокойно выходить на шпионскую операцию с агентом, Билл Ренквист оказался в районе Кунцева. Там он считал сигнал готовности агента к операции связи — неприметную полоску, оставленную губной помадой на столбе в условленном месте по маршруту следования оперативника.
Через четверть часа они установили так называемый "визуальный контакт" на подходе к станции метро. Они были знакомы лично уже несколько месяцев, и не раз успешно проводили подобные операции. Им не нужно было здороваться и выказывать иные знаки того, что они знали и узнали друг друга. Им следовало просто на долю секунды встретиться глазами в толпе в условленной точке, увидеть друг друга и после этого следовать один за другим на безопасном расстоянии.
Как почти весь транспорт, московское метро повсеместно в часы пик, а центре города, на кольцевой линии и на станциях у вокзалов — весь рабочий день, было кошмаром для советской контрразведки: там нельзя было проконтролировать абсолютно ничего. Слишком много было народа — миллионы пассажиров ежедневно, за исключением воскресений. И пустить слежку за всеми подозрительными людьми, с которыми потенциально мог контактировать в метро уже выявленный шпион (не говоря уже о подозреваемых) за два-три часа, не представляло физической возможности даже для огромной машины тогдашнего, находившегося на пике своего развития КГБ СССР, штаты которого с 1967 года были раздуты Андроповым минимум в три раза.
Конечно, даже в переполненном метро в час пик, в виде исключения можно было разово, специально, целенаправленно окружить уже выявленных, точно установленных шпиона и его агента большой группой "наружников" и оперативников, изображавшей толпу, снабдив их скрытой техникой аудио и видеозаписи. Но единственно в том случае, когда контрразведка заранее и точно знала о проведении важной шпионской операции вражеской разведкой, когда речь шла о заранее выявленном и документально подтверждённом секретном сотрудничестве. И только на финальной стадии оперативной разработки — при взятии с поличным и аресте на моментальной или личной встрече, тайниковой операции.
Но за сосунком "Чебурашкой" Ренквистом практически не пускали "наружку", его КГБ разрабатывал агентурно — по месту его стажировки в МГУ, считая слишком молодым и малоопасным объектом, не представляющим серьёзного оперативного интереса. Именно поэтому ЦРУ и доверило передать на связь именно ему двух своих самых ценных источников информации в СССР.
Один из его агентов, с которым они сегодня должны были обменяться материалами, внешне беззаботно спустился в метрополитен на станцию и сел в первую дверь головного вагона поезда метро, следующего в центр, пройдя немного внутрь. Оперативник ЦРУ вошёл следом, но, до поры до времени, оставшись у дверей и отвернувшись, спокойно выжидал удобного момента, видя агента позади себя в отражении и контролируя ситуацию вокруг.
Вся оперативная хитрость разведчика заключалась в
