– Очень даже смелая, – сказала Дейа. – Я бы никогда не смогла сбежать. Если бы осталась одна, просто померла бы от ужаса. – Она взглянула Саре в глаза. – Как же ты решилась? Неужели тебе не было страшно?
– Конечно, было. Но остаться было еще страшнее.
– Почему?
– Я боялась того, что сделают родители, когда узнают… – Она запнулась.
– Узнают о чем?
Сара опустила взгляд на свои пальцы.
– Даже не знаю, как и сказать. Боюсь, ты обо мне плохо подумаешь.
– Не подумаю. Говори как есть.
Сара, явно колеблясь, покосилась в окно.
– У меня был парень, – наконец сказала она.
– Парень? Так ты поэтому сбежала?
– Не совсем.
– Тогда почему?
Сара все смотрела в окно.
– Ну, Сара!
Тетя набрала в грудь воздуха и произнесла:
– Я была не девственница.
Дейа вытаращила глаза:
– В доме теты? Но как… как же ты умудрилась?
Сара покраснела и отвела взгляд.
– Извини, я не собираюсь тебя осуждать, вовсе нет. Просто у меня перед глазами сразу встает лицо теты. И как сидо тебя бьет. И чуть ли не с ножом к горлу… Мы бы были опозорены навсегда, если бы это выплыло наружу.
– Знаю, – тихо отозвалась Сара. – Потому-то я и сбежала. У меня поджилки тряслись при мысли, что будет, если выяснится правда. Мало ли что родители учинят…
– Теперь я все понимаю, – сказала Дейа.
Она не могла представить себя на месте Сары, не могла представить, что лишается девственности. У нее бы никогда не хватило духа так далеко зайти в отношениях с мужчиной, так беззастенчиво ослушаться дедушку с бабушкой. Но было тут и еще кое-что. Само это дело казалось слишком интимным. Дейа не могла вообразить, чтобы кто-то дотронулся до ее кожи, а уж тем более снял с нее одежду и коснулся ее сокровенного нутра. При одной мысли об этом она залилась краской.
– И поэтому ты не считаешь себя смелой? – спросила Дейа. – Потому что не отважилась честно признаться родным в том, что сделала? А вместо этого предпочла сбежать?
– Да. – Сара подняла глаза и встретилась взглядом с Дейей. – Как бы я ни опасалась за свою жизнь, я не имела права убегать. Я должна была бросить правду матери в лицо. Дело ведь не в том, что у меня не хватило бы твердости противостоять родителям – хватило бы еще как. Моей броней были книги. Все, что я узнала в детстве, все мои мысли, мечты, стремления, впечатления – все это из книг. Я словно пожинала знания со страниц и запасала на случай, если они пригодятся мне в жизни. Я могла бы восстать против родителей, но позволила страху взять над собой верх и, вместо того чтобы бросить им вызов, сбежала. Это не что иное, как трусость.
Дейа не могла согласиться с тетей. Окажись она на месте Сары, – тоже сбежала бы. Совершить такой грех и остаться дома – немыслимо, да и попросту рискованно: дело может кончиться чем угодно, вплоть до убийства. Дейа ободряюще улыбнулась тете. И, стремясь повернуть разговор в более оптимистичное русло, сказала:
– Не знала, что ты так любишь читать. Впрочем, надо было раньше догадаться – ты ведь работаешь в книжном и все такое.
– Да, тут я спалилась, – усмехнулась Сара.
– А Фарида ничего не имела против книг?
– Ага, как же! – хохотнула Сара. – Но я их от нее прятала. Ты, кстати, знаешь, что Исра тоже любила читать? Я тайком таскала домой книжки для нас обеих.
– Не знала, что это ты снабжала ее книгами. Я помню, что она постоянно нам читала.
Сара улыбнулась:
– Правда помнишь?
– Это одно из немногих светлых воспоминаний, которые у меня остались от мамы. Иногда мне кажется, что именно поэтому я и сама так люблю читать.
– Ты тоже любишь читать?
– Больше всего на свете!
– Ну, в таком случае не стесняйся брать что нравится, – Сара повела рукой в сторону стеллажей, заставленных книгами.
– Ты серьезно?
– Конечно.
– Спасибо, – пробормотала Дейа, чувствуя, что снова краснеет. – Везучая ты!
– С чего вдруг?
– У тебя столько книг. Столько историй кругом!
– Ну в каком-то смысле, наверное, и правда везучая, – отозвалась Сара. – Когда мне делалось совсем одиноко, книги всегда составляли мне компанию.
– Как и мне.
Сара засмеялась:
– А знаешь что?
– Что?
– Ты ведь больше не одинока!
Дейа съежилась в кресле, не зная, что сказать. Умом она понимала, что должна радоваться обретению родного человека. Но чувствовала только страх и настойчивое желание запрятаться поглубже в свою раковину. Почему она никого не может к себе подпустить? Почему не верит, что кому-то и впрямь может быть до нее дело? Трудно сказать наверняка, но если твои ближайшие родственники готовы сбагрить тебя первому попавшемуся мужику, то с какой стати ожидать другого отношения от прочих людей? Ни с какой. «Так что лучше перестраховаться, – рассуждала Дейа. – Сама себя не защитишь – никто не защитит».
– Знаешь, что странно? – проговорила Дейа после паузы.
– Что же?
– Почему и я, и ты, и моя мать – все обожают читать?
– Ничего странного в этом нет, – ответила Сара. – Одинокие люди больше всех тянутся к книгам.
– Ты поэтому полюбила читать? Из-за одиночества?
– Ну да, наверное, как-то так. – Сара посмотрела в окно. – Мне с детства приходилось непросто. Со мной обращались не так, как с братьями – просто потому, что я девочка, – и каждое утро я просыпалась с мыслью о том, что будущего у меня по большому счету нет. Я понимала: мне недоступно то, что для большинства моих одноклассников само собой разумеется. Нет, это было не просто одиночество. Иногда мне кажется, что было как раз наоборот: вокруг слишком много людей, приходится поддерживать с ними какие-то отношения, а мне требовалось побыть наедине с собой, подумать о своем. Может ведь такое быть?
Дейа кивнула: в этом описании она узнала себя.
– А теперь?
– Что теперь?
– Теперь ты счастлива?
Сара помялась, прежде чем ответить:
– Да я как-то не стремлюсь к счастью…
Вероятно, изумление большими буквами было написано у Дейи на лице, и Сара стала объяснять:
– Счастье слишком часто означает, что ты сидишь сложа руки, боишься рисковать. В счастье не обретаются новые умения, не закаляется характер – ничего интересного не происходит. А созиданию способствует как раз неудовлетворенность – страсть, желание, бунт. Революции не вершатся там, где все счастливы. По-моему, горе или, по меньшей мере, недовольство – корень всего прекрасного.
