Тогда он не стал ни о чем думать. Прямо из горлышка допил коньяк до дна и завалился спать. А теперь - только теперь пришло самое времечко - задавать себе вопросы.
Что это вообще было?
Теперь все стало так очевидно, ясно, как будто оказалось написанным на бумаге. Эта была месть. Судьба на блюдечке с голубой каемочкой преподнесла ему шанс отомстить за свое попранное самолюбие – и Данил просто этим шансом воспользовался. Да кто бы не воспользовался?! Узнать, что тобой манипулировали, играли, врали – и все это человек, к которому ты испытывал искреннюю симпатию и к которому приходил за сочувствием – и не отомстить этому человеку при очевидной возможности?!
Она это заслужила. Око за око, дорогая Лиличка. Вторую щеку мы не подставляем.
Впрочем, ему и одной пощечины хватило.
Да, отомстил. Лишил девушку невинности. Данил снова встал и принялся ходить. Ой, какая страшная «месть». Да ей давно пора было! И все по доброй воле было! И пришла сама. И целовала, между прочим!
И просила остановиться. И плакала потом.
Ой, можно подумать. Не умерла же от этого? Вполне бодро наорала на него, влепила по морде и удрала. Значит, ничего страшного с ней не случилось. Подумаешь, больно. Ему тоже, между прочим, было больно!
Черт знает в какой раз за эту бесконечную ночь – а ночи сейчас очень длинные – Данил подошел и прижался лбом к оконному стеклу.
Да, все верно. Отомстил. Око за око. Ударом на удар. Сделали больно ему – он сделал тоже больно. Симметричный ответ. Ибо нефиг. Чтобы неповадно было.
Все верно. Все правильно. Все справедливо.
Только отчего же сейчас так хреново?! И совершенно не вспоминается вот прямо сейчас собственное чувство ярости, ненависти, обиды – всего того, что так накрыло его тогда. Все эти чувства словно наконец истлели, выгорели – или что-то еще с ними произошло. Оно было. Просто было – и все. Без эмоций. Как факт. Мало ли что в жизни было.
А вот другое помнилось отчетливо, и ни истлевать, ни сгорать не хотело.
Судорожный вздох, когда он взял ее, совсем, окончательно. Дрожь тела. Тихий шепот «Остановись, пожалуйста». Слезы. Обжигающий след ее руки на своей щеке.
И топящее его сейчас чувство вины.
* * *
Он все-таки смог уснуть в эту ночь. Наверное, уже под утро – на часы принципиально смотреть не стал, а за окном было еще темно.
Утро для Данила настало уже ближе к двенадцати, с умеренной головной боли и отвратительного настроения. Головная боль почти прошла под горячим душем, а вот с настроением ничего сделать не получалось. Данил с отвращением вытряхнул пепельницу в мусорное ведро. Туда же отправилась пачка с парой сиротливых сигарет – сейчас мысль о том, чтобы закурить, вызывала тошноту. А вот кофе хотелось. Его и сварил методично. Сделал пару бутербродов с сыром и сел завтракать.
На углу стола лежал листок бумаги и ручка. Итог его ночного мозгового штурма. Данил взял лист и медленно разорвал его пополам. Потом еще раз пополам. И еще. Пока на столе не осталась горка мелких бумажных клочков.
Вот только те, внутренние выводы, к которым пришёл ночью Данил, так же легко не уничтожить.
Он обидел человека. Очень сильно обидел. И совсем не важным сейчас было то, что этот человек тоже обидел Данила. С тем, что сделала Лиля, жить ей. А с тем, что сделал Данил - ему. И жить ему с этим чувством вины совершенно не нравилось.
Данил попытался с этим чувством что-то сделать. Ну что он такого страшного и ужасного в Карелии натворил? Не изнасиловал же он Лилю, в конце концов! Данил едва не поперхнулся бутербродом. И слава богу! А то сейчас ему было так тошно, что даже не представить. Нет, в роли насильника Данил себя, слава богу, никак не представлял. Все случилось по доброй воле и обоюдному согласию. Ну а то, что больно ей было – так первый раз всегда больно. Надо перетерпеть. А то, что он потом ей минет предложил - ну так а в этом тоже нет ничего особенного. От этого точно никто не то, что не умирает – даже боли не испытывает. Даже если это в первый раз. Тем более у нее-то не в первый.
Интересный, конечно, расклад – девственница с опытом минета. Только Лилия Плик так может. Данил вздохнул и прижал пальцами переносицу. Никакие его собственные оправдания – объективные и разумные – не помогали. Потому что он знал и другое. Помнил. Какое удовольствие получал от того, что ей сейчас плохо. Ей сейчас больно. Унизительно. Страшно.
А ему от этого хорошо.
Данил отложил на тарелку недоеденный бутерброд. Бородинский вдруг показался ему кислым, сыр - вонючим. А кофе – горьким, но его все-таки выпил. А допив, взялся за телефон.
Не давая себе времени на размышления, разблокировал экран, нашел нужный контакт и быстро набрал:
«Лиля, это Данил Доценко. Нам нужно поговорить»
А потом, еще быстрее, словно боялся передумать, дописал:
«Я хочу извиниться»
А потом долго смотрел на надпись на экране: «Данный абонент ограничил отправку сообщений».
Данил резко откинулся на спинку стула. Ну надо же, какие мы обидчивые. Заблокировала! Ой-ой-ой. Можно подумать, это проблема. Написать с другого номера. Попросить у Лёни адрес родителей и приехать. Вариантов много. Только вот что он ей скажет?
Извиниться хотел? Извини… за что? За то, что мы тогда сексом занялись? За то, что стал у тебя первым? Что не остановился, когда ты попросила? Что минет сделать предложил?
Да причины – одна другой хлеще, особенно, если попытаться представить, что ты произносишь это вслух.
Ну и ладно, больно много чести. Не хочет общаться – и не надо. Но все попытки прийти в нормальное душевное состояние никакого результата не приносили. И дома уже просто невыносимо. Данил снова взялся за телефон.
- Лёнь, пошли в зал.
- Да иди ты к черту, - после паузы простонал из трубки Леонид. – Какое железо? Я умру там под штангой. У меня голова до сих пор болит. Надо завязывать с этими пятничными посиделками.
- Надо на Платошу намордник надеть, - хмыкнул Данил. – Ну давай тогда в бассейн?
- В бассейн можно, - задумчиво согласился Леня. А потом с некоторым даже энтузиазмом добавил: - Не, поплавать и сауна – это тема.
- Тогда я за тобой через час заеду?
- Давай.
Собирался Данил быстро и методично. Убеждал себя, что он просто хочет поплавать и погреться в сауне. И с Леонидом – потому что он друг. А не потому, что Данилу до скрипа зубовного хотелось что-нибудь спросить у Леонида о его сестре. Неважно, что. Хоть что-нибудь. Хоть с кем-то о ней поговорить. С собой говорить о ней уже осточертело.
Господи, как он до такого докатился…
Однако Данил так и не решился на вопросы о Лиле. То ли плавание в прохладной воде тому способствовало, то ли контрастно тёплая сауна – но какое-то подобие порядка в голове воцарилось. И все неуместность каких-либо расспросов Данил осознавал теперь очень ясно. Вот если бы Лёня сам...
