в меня, пока я сижу на нем сверху, а член Демьяна у меня во рту.
Не думала, что можно испытать такой ужас от того, что это смотрит кто-то еще. Мужчина. Смотрит с явным интересом, бросая время от времени на меня похотливые взгляды.
А я горю от стыда и унижения. И ничего возбуждающего в этом нет, оказывается, когда какой-то посторонний мужчина тебя хочет, просматривая запись твоего секса с другими мужчинами.
— Выключите! — говорю, понимая, что ролик приближается к моему оргазму. Не хочу, чтобы директор на это смотрел. Как кончаю я на члене Германа, как кончает Демьян мне в рот.
Только не при мне. Хотя он, наверное, уже смотрел.
— А в чем дело, Даниэла Генриховна? — в голосе директора наигранное удивление.
— Выключите! — повышаю голос.
— Нет уж, давайте досмотрим. Там самое интересное, — он издевается?!
Меня поднимает какая-то волна из ярости, обиды, боли, унижения. Я подскакиваю на ноги, вырываю у него из рук телефон и швыряю его об стену. Пластик разлетается в разные стороны.
— Да что ты, дура, сделала?! Он сотку стоит! — орет Никита Валерьевич.
Я же, не успокоившись, подскакиваю к обломкам и топчу их ногами.
— Ах, ты! — снова кричит директор, но берет себя в руки, — Через две минуты заявление об увольнении должно быть на моем столе! Ход всему этому я не дам, потому что это подорвет репутацию школы, и я потеряю свое место. Не ожидал я от вас, Даниэла Генриховна, такого. Не ожидал! С виду приличная молодая женщина, а на поверку — конченая бля*ь…
Меня начинает трясти. Что же мне делать, боже мой?! Ну, как же так?! А если это уже в интернете?
— Вон! — Никита Валерьевич подскакивает со своего места и указывает мне на дверь.
Как пьяная двигаюсь по направлению к выходу. Ничего не говорю. Что я могу сказать?
— И деньги за испорченный телефон переведите мне, пожалуйста, на карту. Не забудьте, Даниэла Генриховна. 99580 рублей — именно столько будет стоить мне приобретение нового аппарата взамен испорченного вами.
Никита Валерьевич возвращается к деловому стилю общения.
— Надеюсь, объяснять мне ничего вам не нужно. Напишите заявление в приемной. И уходите.
Я покидаю его кабинет. Хоть предлагать скрасить его досуг не стал. И на том — спасибо.
Дрожь разносится по всему телу. Сильнее и сильнее. Секретарши нет на месте. Вытягиваю из принтера лист бумаги. Кое-как пишу заявление на увольнение. Оставляю его на столе секретаря.
И едва сдерживая нервную дрожь, забираю из учительской свою сумку. У меня пытаются что-то спросить. Я что-то отвечаю.
И бегу оттуда, не в силах там находиться.
Оказываюсь на улице, вызываю такси. Мне нужно домой.
Герман говорил, что видео есть только у него… Значит, отправить директору его мог тоже лишь он…
Глава 40
Даниэла
Не помню, как добираюсь домой. Перед глазами пелена из слез.
Вопросы таксиста, не случилось ли чего, меня раздражают. Что он лезет? Адрес я вбила в приложении, деньги списали с карты. Поезжай по адресу, и всё. Во мне поднимается волна ненависти к людям. Особенно к мужчинам. Руки дрожат, в глазах стоят слезы. Но плакать в машине я себе не позволяю. Закусываю губу до крови. Во рту растекается металлический привкус.
Вылезаю из салона, ударяюсь коленом, но боли не чувствую. Потому что внутри так болит? Не слышу звуков, не ощущаю запахов, плетусь домой. И видеть не хочу ничего. Мир медленно умирает для меня. Знакомые ступеньки, дверь, подъезд, лифт, дверь квартиры… И, наконец, дом принимает меня, растерзанную и уничтоженную. После того, как Демьян меня ударил, я была в похожем состоянии. Но сейчас оно в разы хуже. Я оглядываюсь по сторонам и ничего меня не держит на плаву.
Как жить теперь? Как?! Это Герман прислал видео директору? Проучить меня хотел? Показать моё место?
Всхлип рвет горло. Затем крик. Прямо в обуви захожу на кухню. кричу и плачу. Плачу и кричу.
А на гарнитуре висят ножи. И окно открыто. Может, ну его всё? Зачем я? Чтобы идти через бесконечные издевательства тех, кто должен оберегать? И не надо утверждать, что никто мне ничего не должен! Не надо! Чтобы не быть должным, не лезьте в мою жизнь! Но они лезут! Обещают, уговаривают… А потом плюют на свои же слова. И на меня тоже. Зачем вы приходите ко мне? Я же вас не зову!
Ненавижу! Всех ненавижу! И себя больше всех…
Оказываюсь на полу… Вою словно раненное животное. пытаюсь взять себя в руки, но у меня не выходит.
Не знаю, чем бы всё закончилось. Но на моей кухне появляется Жасмин. За ее спиной маячит Антон. Что они тут делают?
Жас ругаться будет… Я ее подвела.
— Данечка, — слышу я родной голос. Ее руки ласково водят по моим щекам, стирая слезы, — Не плачь, моя хорошая. Всё ерунда. Всё образуется. А теперь вставай. Пойдем умоемся. И в кроватку.
— Жас, — мой судорожный то ли хрип, то ли вздох разносится по кухне, — Он… Видео…
Я икаю и всхлипываю. Жалкая и раздавленная.
— Чшш! — ее палец запечатывает мои губы, — Тебе надо успокоиться. А после ты всё мне расскажешь. И мы вместе придумаем, как быть. Только не плачь больше. Хорошо?
Киваю. Сил нет. Голова тяжелая, мысли исчезли, а чувства замерзли. Жас права, нужно умыться и лечь.
Сестра помогает мне дойти до ванны, включает мне воду. Я бездумно плещу ей себе в лицо и слышу, как она говорит Крыжевскому:
— Антон, поезжай. Я дальше сама.
— Может, помощь какая нужна? — спрашивает он ровным голосом.
— Если нужна будет, я обязательно тебе скажу. Сейчас Дане надо прийти в себя, а после уже будет видно.
Я, честно, радуюсь. Мне кроме сестры никто сейчас не нужен. Потому что больше никого у меня и нет.
Я выхожу из ванной. Меня уже ждет ромашковый чай. Сестра помогает мне переодеться, и я ложусь в кровать. Она сидит рядом и гладит меня по волосам. Я закрываю глаза и слушаю ее дыхание. Так и засыпаю.
На следующее утро меня будит запах блинчиков. Аппетита нет, голова болит, в глаза словно песка насыпали. Обижать Жас не хочется. Плетусь в душ, потом на кухню. В зеркала стараюсь не смотреть, чтобы еще сильнее не расстраиваться.
Она сразу же оборачивается, едва я появляюсь на пороге кухни.
Кивает на мой телефон и говорит:
— Там тебе интересное сообщение пришло. Посмотри. Но больше так убиваться не смей. Ничего на земле этого не стоит.
