– Вы бы курточку застегнули! – принес ветер в ответ.
На самом деле благоустройство парка оставляло желать лучшего. Как будущий проектировщик, Дарина всегда обращала внимание на детали. Например, она никак не могла взять в толк, что мешает местным чиновникам пригласить к сотрудничеству нормальных архитекторов, которые могли бы создать что-то действительно стоящее. Актуальное, отвечающее требованиям современной урбанистики. У неё не было сил смотреть на все эти никчемные заборчики, неудобные хаотично раскиданные где придется скамейки и уродливые фонарные столбы. Она бы все-все здесь переделала.
Дарина резко остановилась, удивляясь тому, какие глупости лезут к ней в голову. Все же человеческий мозг – хитрая штука. Наверное, вот такая его подвижность и не дает человеку сойти с ума. От страха или переживаний.
К счастью, на дежурстве была уже знакомая ей медсестра. Дарина резко кивнула женщине и стремительно двинулась дальше по коридору. Родиона перевели в отдельную палату, находящуюся в тупике. Вполне себе симпатичную. Насколько вообще может быть симпатична палата травматологии. А впрочем, может, это только ей так казалось? Мурадов-то наверняка привык к другим интерьерам. Дизайнерским интерьерам дорогих частных клиник, в которые он предпочитал обращаться по мере надобности. Дарина знала об этом наверняка, потому что практически сразу же, как они начали жить вместе, Мурадов привез ее в одну из таких клиник на прием к гинекологу. Та выписала ей противозачаточные таблетки, и с тех пор Дарина регулярно их принимала. Зачем? Она понимала слабо. Ведь Родион так и не отказался от использования презервативов.
Так вот, возвращаясь, к интерьеру палаты и всему остальному. Теперь, когда первые ужасы улеглись, Дарина все чаще стала возвращаться в своих мыслях к началу тех страшных событий. Родиона откопали довольно быстро. И сразу же стало понятно, что его состояние тяжелое. Им на месте предстояло решить, в какую больницу его везти. В столицу ли, или вообще на запад – возможности были. Решающую роль в выборе местной клиники сыграла, конечно, Сана. Она сумела убедить Теней, что каждая минута, проведенная в дороге, сыграет против них. И в том, что у местных нейрохирургов достаточно квалификации, чтобы провести любую, даже самую сложную операцию. Но что, если Родион останется недовольным тем, как они действовали? Что, если он посчитает недостаточными их усилия по его спасению?
Дарина выдохнула, отгоняя от себя панику, и решительно толкнула дверь, ведущую в палату. Поняла, что от страха совершенно по-детски зажмурилась. Широко распахнула глаза, готовая снова его увидеть, но в койке никого не было.
И снова паника, снова страх… Непонятный гул в ушах, в котором потерялись все другие звуки. Лишь только несколько ударов сердца спустя Дарина смогла, наконец, расслышать шум в прилегающей к палате ванной комнате. Не задумываясь, туда устремилась. Готовая отругать Мурадова за то, что он встал. Ведь наверняка еще рано. И нельзя. И вообще…
Но так ничего и не сказала, застыв с открытым ртом.
– Выйди! – рявкнул он.
– Но я…
– Пошла вон!
И она не то что вышла. Выбежала! Похлестываемая его яростью. А после застыла посреди палаты, прижала ладони к горящим щекам. Зажмурилась. Но перед глазами все равно картинка… Инвалидная коляска, Родион, серый от напряжения. Его сильная-слабая рука, вцепившаяся в специальный поручень, расположенный слева от унитаза. И вторая, которой он придерживался за руку Исы. Догадаться, что Родион пытался самостоятельно сходить в туалет, было несложно. Сложно было выдержать его злость. И очень-очень сложно с ней смириться.
Дарину привел в чувство грохот, донесшийся из туалета. И мат. Уж она не разобрала, чей именно. Крутанулась волчком и снова рванула к двери. Остановилась, тяжело дыша. Понимая, что если войдет, Родион окончательно озвереет. Даже если ему и впрямь сейчас нужна помощь.
– Какого черта, Шестой?! Ты слышал, что сказал док? Тебе нужно поберечься.
– Или помогай, или вали…
– Да твою ж мать, ну, что ты за упрямый осел?!
Бог его знает, сколько прошло времени, прежде чем все закончилось. С таким же успехом это могли быть как несколько минут, так и целая вечность. Сначала из санузла выкатился Родион в инвалидной коляске, а следом показался Иса.
– Ты еще здесь? – сощурился Мурадов.
– Да. Здесь. Была и буду.
Родион стиснул челюсти. Обернулся к другу.
– Оставь нас.
– Ты спятил? Тебе лечь надо!
– Это много времени не займет.
– Черте что! – прокомментировал Иса и все же направился к выходу. Минуя застывшую посреди палаты Дарину, но не глядя ей в глаза. Прикрыл за собой дверь. Практически бесшумно, как только умудрился? Та всегда скрипела.
– Значит так. Сейчас я перешлю тебе денег. Ты купишь билет и вернешься домой первым же рейсом. Это понятно?
Сердце Дарины оборвалось. Она облизала вмиг пересохшие губы, качнула головой:
– Нет. Если честно, мне ничего не понятно. Я хочу быть рядом с тобой.
– Похоже, ты забыла, что в нашей паре важны лишь мои желания. Кто платит – тот заказывает музыку, помнишь?
Он хлестал ее словами, как плетями. Точно зная, куда ударить.
– Можешь мне не платить, – прошептала она. – Я с тобой не из-за денег. И ты это знаешь.
Разговор Мурадову давался явно нелегко. Нет, он, конечно, старался не показать своей боли и растерянности, и лютой злости, но Дарина слишком хорошо его знала, чувствовала, чтобы он мог ее обмануть.
– По какой бы причине ты со мной ни была, сейчас все изменилось.
– Почему?
Мурадов вцепился скрюченными пальцами в подлокотники своей коляски и… так на нее глянул, что Дарину едва не смыло волной исходящей от него ненависти.
– Ты тупая или притворяешься?
– А ты? – на самом деле Дарине хотелось хорошенько его встряхнуть, но, во-первых, она не была уверена, что так не навредит ему еще больше, а во-вторых… А во-вторых, это один черт ничего бы ей не дало. Мурадов все решил за них обоих. – Ты правда думаешь, что это… – она всхлипнула и ткнула пальцем в коляску, – имеет для меня значение?
– Это имеет значение для меня! – заорал Родион.
– Я понимаю…
– Ни черта! Ни черта ты не понимаешь. Уходи. Лучше по-хорошему.
Дарина до крови закусила щеку, но это не помогло. Не отрезвило. Не уменьшило распирающую, ломающую кости боль в груди. Она слизала с губ слезы – тут же набежали новые. Зло смахнула их рукой – и опять не помогло.
– Так нельзя… – прохрипела в агонии. – Неужели ты не понимаешь, что так нельзя? С теми, кто любит… Я же… Я… что без тебя? Мне же правда все равно. Все равно. Я не вру.
– Еще раз. Не все равно мне. Может быть… потом. Когда все позади будет. Но не сейчас. Сейчас уходи. Пожалуйста.
