поступить, переиграть. Назад ход сделать невозможно. Тут Маркус прав.
– Ох, доберусь я до вас! – пригрозил Первородный, скалясь и не моргая уставившись в пустоту налитыми кровью глазами. – Партизане, окопались в Лесу, думаете – нет на вас управы?..
– Игра начата. И не тебе ее закончить. Мы убьем тебя раньше. О, как ты смешон! – Эруду залились звонким и шелестящим смехом. Ручьи и листва – их смех.
Окружающее приобрело знакомый флер обыденности. Первородный стер настоящее лицо, прикинулся непримечательным чужестранцем.
– Я предупреждал. Ты сделал неверный выбор. Прощай.
Враг вышел в свет дня, оставив Маркуса размышлять над увиденным и услышанным.
Вечером Маркус осторожно завел беседу с Константином о произошедшем.
– Да, мне Хехт уже описал мучающее вас проявление силы Врага Господа. Он настоятельно просил поговорить с вами. Все повторилось?..
– И да, и нет. Знаю одно – он не вернется больше. Мне удалось его победить.
– Хорошо. Это замечательно.
Клоден-младший на фоне вечерней зари смотрелся очень выгодно. Они с Франсом были примерно одного возраста, у них еще вся жизнь впереди, а для него, Маркуса, он понимал, в большей даже степени, чем для Тома, уже все позади.
– Нечистый хотел помешать строительству Собора. Теперь я спокоен…
Маркус помолчал, глядя в окно на темнеющий небосвод.
– Я умру завтра.
– Да Господь с вами, отче!
– Нет, точно. Обещайте, что будете следить за продолжением стройки?.. Не хочу, чтобы был искажен замысел.
– Обещаю. Мне самому больно будет, если такое великое начинание завершиться крахом.
– Вот мои записи. Я принес их вам. Храните и справляйтесь с ними, если не знаете, как дальше поступить. Вот разрешение нынешнего короля, вот бумага за подписью Губернатора…
Он слюнявил пальцы, отделяя листы пергамента один от другого. Константин молча наблюдал за ним, подперев голову кулаком. Коричневая шерстяная сутана с капюшоном и значок экзорциста – медная гравюрка с изображением борца с ядовитыми змеями, вылезающими из ушей и рта болезного. Экзорцист не был женат. Отец его уехал из города еще во время Первого Восстания и не давал никакой весточки о том, что с ним и где он. Константин искал его сначала, но ничего не разузнал. Совсем старые, потрескавшиеся, сбитые башмаки. Один выглядывал из-под края сутаны. По части всего, что не касалось религии и исцеления души, Константин – большой ребенок. "Мать ему нужна, а не жена" – говаривали в Городе. Его и любили, и боялись его. Слава его ширилась. Он стал известен на добрую половину Эрбенгота.
– Да, отче, я последую вашим заветам. Идите, ни о чем не волнуйтесь.
Сероглазый, широкий в кости, как и его отец, Константин встал, заслоняя собой полкомнаты. На такого не страшно и положиться, надежно такому довериться, да. Добрый малый.
– Скажите, вас… тоже посещали видения?..
– Отче, это не видения. Это – реальность, которой я живу. Есть духи болезней, есть сама Смерть.
– И… вы говорите с ними?..
– Да. У постели больного ли, в поле с пораженной спорыньей пшеницей – они всюду.
– А как же… Инквизиция?..
– Они не могут доказать обратное. Они согласились со мной, что духи не плод воображения, что они существуют. Вот – знак их благоволения, – Константин вытащил из ящика стола документ, скрепленный зеленой печатью, с выдавленными на сургуче крестом и мечом, бросил обратно. – А вот – знак их недоверия, – закатал рукав выше локтя, показал безобразные шрамы. Улыбнулся.
– Значит… вы верите мне? Я не болен?..
– Больны. И противник ваш коварен и могуч.
– Хехт сказал, что мой Враг – я сам.
– В чем-то он по-своему прав, – кивнул Константин, заправляя и зажигая масляный светильник.
– Я слышал голоса. Множество голосов. Они помогли мне одолеть… болезнь.
– Я тоже их слышу, – ничуть не смутился Клоден, задувая спичку. – Всегда. Я их знаю. Это Эруду. Скажу больше – хотя никогда не беседовал с рыцарем Ульшем – он-то с ними никогда не расставался. Они вели его неведомыми смертным путями. Он сам в чем-то Эруду.
Пожали друг другу руки на прощанье, крепко, с чувством. Нет, есть кому продолжить дело! Это – главное. Успокоенный, Маркус спал эту ночь нормально. А днем, да, в полдень, да, в храме, в него стрелял сумасшедший еретик…
Хехта в Городе не было. Настоятеля понесли на руках, потом – на полотняных носилках до больницы Франса. Приемник Максимилиана, Вильфрид Югг, уже допрашивал бы нападавшего, если бы тот второй пулей в голову не убил самого себя. Хехт прискакал на третьи сутки откуда-то из-под Цвилига. Маркус был в сознании.
– Ах, ну что за напасть!.. – Хехт на ходу срывал перчатки с рук, ополоснул ладони в тазу, вытер протянутым сестрой милосердия полотенцем. – Франс, мне сказали, убит наш проповедник?..
– Нет, тяжело ранен.
Франс, высокий рыжеволосый ноберец, слегка презрительно посмотрел на бывшего учителя. Дела его шли хорошо, новые способы ведения операций, чистота в палатах и в операционных (двух!) приносили громадный успех. Он не гнушался брать деньги с пациентов, был цветущ и уверен в завтрашнем дне. Усы и бородка придавали его лицу что-то от гвардейской лихости.
– Как это случилось?..
– Как-как, – гулким басом передразнил Франс, – пойди и сам узнай.
Хехт, едва дыша, прямо-таки прокрался в палату. Остановился у постели.
– Здравствуй, ну, как?.. – полушепотом осмелился обеспокоить дремавшего священника.
– Да живой, вроде. Много крови потерял. Лежу тут как бревно. Франс меня диетами мучает. Сердце ему, видите ли, мое не нравится, не такое оно какое-то…
Тома взял деревянную слуховую трубку, приложил к груди старого знакомого в стороне от бинтов, послушал, постучал легонько пальцами, передвинул. Грудь сухая и впалая, в редких седых завитках волос. Кожа горячая – есть воспаление. Маркус с любопытством следил за действиями Тома.
– Во-во, Франс тоже самое вытворял! Ну, и что слышно?..
– Отек легкого, да, и сердце не очень…
– Жить буду? – в упор посмотрел на врача Маркус.
– Будешь, – уверил его Хехт, хотя, на чистоту, сильно сомневался. – Кто это натворил?
– Не знаю я, вершитварец какой-то, черный. Ты и его можешь осмотреть, он сейчас в покойницкой. Кто за этим стоит – выяснить не удастся, – помолчали. – Устал я жить. Успел не все, ну, да Бог с ним…
Огнестрельные раны попадались с такой частотой, что уже не вызывали удивления ни у полиции, ни у медиков. Только причиняли много страданий. Всем. Их почти невозможно лечить. И почти невозможно выявить преступника. Хехт уже осматривал в доме Губернатора Гантварка само смертоносное орудие. Югг знал каналы поставки этого грозного оружия, знал и тех, кто этим занимается, но, как всегда, виновные были плотно окружены крупными попечителями, для которых Югг –
