офицерам — представителям «эксплуататорских классов». Рабочие-солдаты согласно Марксу повернут штыки против своих офицеров, произойдет братание солдат через линию фронта, «эксплуататорские классы» будут свергнуты общими усилиями, и к власти придет пролетариат.
Ни одно из этих предсказаний Маркса не сбылось. Во-первых, провалилась основная гипотеза марксизма о прогрессирующем
172
обнищании рабочего класса по мере развития капитализма. Уже в последней трети XIX века в Западной и Средней Европе начались заметные сдвиги в материальном положении рабочего класса. В России, индустриализация которой началась по-серьезному в начале 80-х годов XIX века, улучшение положения рабочего класса стало заметны на пороге XX столетия, набирая все большие темпы вплоть до Первой мировой войны[1]. Но, как известно, и накануне войны около 80% населения страны составляли крестьяне, а не рабочие, да и большинство русского промышленного пролетариата еще не порвало связей с деревней, так что предсказание Маркса о превращении пролетарских армий в революционные к российскому случаю отношения не имели. Впрочем, и в России произошло все не по Марксу: революция началась в столице, а не в окопах, и не с армии, а с забастовок и хлебных «бабьих бунтов», бездеятельностью и некомпетентностью местных властей превратившихся в переворот.
Примечания к Главе 9
1
Темпы введения законов, защищавших права рабочих, регулирующих условия труда и вознаграждение за труд, компенсации за увечья, пенсии по инвалидности в России были одними из самых передовых среди промышленных стран того времени. Но из-за позднего начала реформ и неквалифицированности подавляющего большинства рабочих — вчерашних крестьян, а, следовательно, и низкой производительности их труда, доходы их были значительно ниже западноевропейских. На этом играли агитаторы-революционеры в то время, как справедливость требовала сравнивать положение рабочих в России с положением западноевропейских рабочих на аналогичном этапе промышленного развития этих стран, скажем, положение российских рабочих в 1910 году с положением английских рабочих в 1840-х годах. Такое сравнение было бы полностью в пользу России. См.: Д. В. Поспеловский «На путях к рабочему праву: профсоюзы в России». С. 26—32.
Глава 10. Природа и зарождение германского нацизма
«Центром внимания закона должна быть нация, а не отдельная личность».
Из речей Гитлера («Hitler: Reden und Proklamationen». München, 1962)
173
Как мы уже указывали в наших первых вступительных главах, существует несколько школ по исследованию и определению нацизма и фашизма. Их можно свести к основным двум посылкам — одни не видят большой разницы между ними и третируют их как два варианта одного фашизма: собственно фашизм и нацизм, как немецкий его вариант. Одним из самых видных представителей этой школы является немецкий ученый Эрнст Нольте, автор трехтомника «Der Faschismus in seiner Epoche». Другая школа считает, что это разные политические течения. Более того, классик разработки темы тоталитаризм Анна Арендт не без основания сомневается даже в применимости термина тоталитаризм к итальянскому фашизму, хотя Муссолини сам с гордостью называл свою систему тоталитаризмом. C Нольте решительно не соглашается и цитированный нами уже израильский ученый Штернхелль. Он указывает, что источниками фашизма были французский право-революционный интегральный национализм, бунт марксистов против диамата и сорелевский синдикализм[1]. Иными словами,
174
в основе фашизма стоит бунт против детерминизма,в то время как критерием германского нацизма является биологический детерминизм.
«Основой германского национал-социализма был расизм в самом крайнем своем проявлении, и борьба против евреев, против «низших» рас играла в нем гораздо большую роль, чем против коммунизма. Марксистов можно было обратить в национал-социалистов, что и имело место в Германии в очень значительном числе; с коммунистами можно было подписывать договоры, обмениваться дипломатами. Ничего подобного не могло быть в отношении евреев ... их можно было только уничтожать»[2].
Хотя антисемитизм был частью многих идеологических и политических движений, — продолжает наш автор, — нигде он не стал учением поголовного уничтожения всех евреев, как у нацистов. В фашизме отношение к евреям не занимало центрального программного места. Так, если в крайнем фашистском французском движении антисемитизм интерпретировался почти так же радикально, как у нацистов, в другом французском движении — фэссо Жоржа Валюа — антисемитизмом и не пахло. В итальянской фашистской партии было очень много евреев, значительно больше, чем их пропорция в общем населении Италии, во всяком случае, до тех пор, пока под влиянием немецких нацистов в 1938 году Муссолини не утвердил расовое законодательство. Однако и после этого евреи в Италии оставались в относительной безопасности.
Поскольку расизм не был обязательной частью фашизма и его программ, отождествление фашизма с нацизмом недопустимо, по мнению Штернхелля. Однако он признает, что в остальном обе доктрины весьма близки друг к другу и, во всяком случае, их объединяет тоталитарный характер обоих мировоззрений.
175
Хотя Италия и Германия были в противоположных лагерях во время Первой мировой войны, состояние общества, государственности и народного хозяйства после окончания войны в обеих странах было аналогичным. Следует напомнить, что согласно Версальскому миру Германия получила право на вооруженные силы всего лишь в размере 100 тысяч военнослужащих. Ей было запрещено воссоздавать военно-воздушные силы и военно-морской флот за исключением судов охраны германских морских границ. Она потеряла в пользу Франции Эльзас-Лотарингию, небольшие клочки земли в пользу Дании и Бельгии и ту часть Польши, которая досталась Пруссии по русско-германо-австрийским разделам Польши в XVIII веке, а также небольшие ее колонии в Африке и Океании. Рейнская область, примыкающая к Франции, была демилитаризована как компромисс в пользу Франции, которая, обеспокоенная тем, что, несмотря на все эти ограничения, Германия все еще оставалась потенциально самым многолюдным и мощным государством Европы[3], предлагала разделить Германию на отдельные независимые государства, как было до 1870 года, а Рейнскую область сделать протекторатом Франции. На это Великобритания и США не согласились, но внесли в мирный договор параграф, согласно которому, в случае угрозы безопасности Франции со стороны Германии, оба государства придут Франции на помощь.
Но, поскольку США «ушли из Европы», приняв политику изоляционизма, Великобритания формально в одиночку не обязана была выполнять обещание; наоборот, она отговорила Францию от введения своей армии в Рейнскую землю, хотя на Нюрнбергском процессе 1945—1946 годов немецкий генералитет подтвердил, что в 1936 году Германская армия была в столь зачаточном состоянии, что любая даже ограниченная военная акция со стороны Франции привела бы Германию к немедленному поражению[4].
176
Но что касается конца Первой мировой войны и Версальского мира, то тут Германия была умышленно и нелогично унижена и оскорблена союзниками.
