разрушен участок железной дороги «Миссури-Пасифик» на территории штата Теннесси, между городами Бридж-Джанкшен и Мемфис; через полчаса очередная серия взрывов потрясла участок железной дороги «Сазерн-Пасифик» на территории штата Луизиана между городами Грос-Тит и Порт-Аллен. Через несколько минут после этого в штате Орегон, более чем в полутора тысячах миль от катастрофы в Луизиане, были одновременно взорваны четыре линии микроволновых телетрансляторов. Спустя два часа мощнейшим взрывом разрушило ветвь газопровода близ города Фрипорт в штате Техас.
К восьми часам утра по восточному времени ответственность за эти разрушения приняла на себя организация, назвавшаяся «Бригадой дьявола». Как следовало из магнитофонных кассет, подброшенных на радио и телецентры в Теннесси, Луизиане, Орегоне и Техасе, эти взрывы — первый шаг террористов, проводящих сегодня по всей стране кампанию под девизом «Поставить на колени капиталистическую Америку!». Спустя час государственные эксперты и эксперты ФБР засвидетельствовали, что кассеты идентичны и что за подобными террористическими акциями стоит хорошо подготовленная и прекрасно оснащенная организация.
Кадры теленовостей походили на хронику второй мировой войны: перекореженные рельсы, изуродованные обломки телемачт, клубы дыма, языки пламени над взорванными трубами газопровода.
Филип ел и смотрел телевизор, когда почувствовал, что желудок полон, выключил. Осушив последний стакан канадского пива, он завалился спать. Почти мгновенно его сморил крепкий без всяких сновидений сон.
4
Джанет Марголис жила в районе Дэнфорд-авеню, в квартале, населенном преимущественно греками, который имел вид весьма обшарпанный, однако за последние годы благодаря энтузиазму реконструкторов и реставраторов здесь был наведен некий порядок. Но судя по всему, улочки, где обитала Джанет, эти веяния не коснулись. Громоздкие, в викторианском стиле, четырехквартирные дома выглядели убого. Дом Джанет оказался пятиквартирным.
На взятом напрокат «форде» Филип подъехал к дощатому жилищу с сонными окнами. Окна всех четырех этажей грязные, заляпаны городской копотью, водосточная труба на углу дома нелепо торчала, выбитая из скоб. Филип вышел из машины, запер дверцу на ключ и пошел по узкому проходу к крыльцу, ступеньки которого покрывала имитирующая траву ковровая дорожка. На дверной притолоке пять кнопок; под кнопкой с номером «четыре» значилась криво нацарапанная фамилия «Марголис». Филип нажал кнопку, подождал. Довольно скоро послышался глухой щелчок, и дверной замок открылся.
Филип отворил дверь и очутился в совершенно темном вестибюле, в глубине которого уходила кверху бесконечная лестница. Рискуя оступиться, Филип стал осторожно подниматься вверх и наконец достиг крохотной площадки на третьем этаже. На маленьком коврике у двери груда кроссовок и сандалий. Одна из пар как будто детская. На двери, над выведенной черной краской четверкой — глазок. Филип постучал.
Дверь открылась. Перед ним стоял мальчик лет десяти-одиннадцати. В одних трусиках и босой. Волосы пострижены коротко-коротко.
— Здесь живет Джанет Марголис?
Мальчишка долго смотрел на Филипа, потом бросил через плечо: «Мам!» — без всякого выражения, не громко, просто отчетливо. Повернулся к Филипу, отступил.
— Проходите, пожалуйста!
Филип шагнул в крохотную переднюю, мальчик скользнул мимо, прикрыл входную дверь.
— Вон туда!
Филип пошел, куда указал мальчик: три ступеньки вели в комнату, по-видимому, гостиную, Филип вошел, огляделся. Словно попал в прошлое, лет на десять назад.
Все в комнате было пропитано духом шестидесятых. На полу вдоль дальней стены под окном — кусок пенопласта, прикрытый индийским покрывалом. На окне бамбуковая солнцезащитная циновка. Ветхий плетеный стул в углу, по обеим стенам двухрядные самодельные стеллажи; на большом плоском, выкрашенном голубой эмалевой краской чемодане стереопроигрыватель с магнитофоном. Вот и вся обстановка, да на стене большой черно-белый плакат, скорее всего заповедь какого-нибудь гуру.
Мальчик прошел вперед и плюхнулся на плетеный стул. Филип, не испытывая желания опускаться на тоненький пенопластовый мат, остался, стоять. Чуть погодя в комнату вошла Джанет. Ее темные волосы оказались теперь коротко пострижены, лицо погрубело за годы. Одеяние типа сари, все в коричневых разводах, будто заляпанное пятнами кофе.
— Поди, Каралла, поиграй! — сказала она.
Мальчик поднялся и вышел. Джанет улыбнулась, и Филип с изумлением заметил металлические пластинки у нее на зубах. Неужто женщине при таком; нищенском, цыганском, образе жизни может прийти в голову исправлять прикус?
— Ты неплохо сохранился, — сказала Джанет.
Легко и непринужденно она опустилась на пол, расположившись в позе лотоса; подняла взгляд на Филипа. Тот присел на плетеный стул.
— Спорим, ты бросила курить? — с улыбкой сказал он.
Джанет усмехнулась, блеснув металлом. Поднялась так же легко, как села, выскользнула из комнаты. Вернулась, неся в руках простую матовую плошку. Поставила у ножки стула и снова опустилась на пол неподалеку. Оба молчали. Филип курил, Джанет не сводила с него глаз.
— Да что ты меня так пристально разглядываешь? — не выдержал он.
— Прости! Столько лет не видались… Прямо как призрак из прошлого… Я для тебя тоже, да?
— Угу, и уже не первый! — кивнул Филип.
— Ты что… и Хезер видел? — спросила Джанет.
— Позавчера. В Нью-Йорке.
— В Нью-Йорке… — задумчиво повторила Джанет. — Может, она завязала с ними?
— С кем? — спросил Филип.
— С «Крестовым походом». Ошиваются тут, в Торонто, фундаменталисты[12]. И не только тут. Вроде местных стражей порядка, «комитетов бдительности»[13]. Из «дважды рожденных»[14].
— Что же, Хезер теперь с ними?
Джанет развела руками.
— Это целая история…
— А я не тороплюсь, — сказал Филип.
— Так ты ее ищешь?
— Ищу, угадала. Хезер исчезла при очень странных обстоятельствах. Я беспокоюсь за ее жизнь.
— А не ее отец тебя подослал?
Филип рассмеялся, загасил окурок.
— Скажешь тоже! Видал я его, старик ведет себя так, будто Хезер не дочь ему вовсе.
— А сам, между прочим, повсюду своих шпионов разослал, когда она бросила своих монахинь и явилась сюда из Мексики. — Джанет тряхнула головой. — Я прямо отпала, открываю дверь, а передо мной эти жлобы при полном параде. Закачаешься!
Только теперь Филип понял, отчего ему с Джанет так неловко. Она говорила на старом, уже почти забытом жаргоне шестидесятых; то же он отметил и у Хезер позавчера. Словно они обе выпали из хода времени, а потом шагнули обратно.
— Ну и что ты им? — спросил Филип.
— А что я! — тряхнула головой Джанет. — Папаша немало ей крови попортил. К тому времени она уже слиняла.
— С этими, из «Крестового похода»?
— Ну да… — Тут Джанет с подозрительностью посмотрела на Филипа. — Может, я и тебе зря рассказываю? Может, и ты станешь ей лезть в печенки? Или я совсем чокнулась…
— Чокнулась, — подтвердил Филип. — Я боюсь, она попала в беду.
— Кончай, не может быть, чтоб столько лет, а ты все так же влюблен!
— Ты с ней виделась недавно, скажи, она забыла меня или нет?
— Говорила,
