осмотрел его, вероятно, наслаждаясь напряженной тишиной, воцарившейся в комнате, и вернул канонику, а тот отдал изразец мне.
Амал’отала сказал:
– Этого достаточно. Отала Келехар прошел испытание.
Я почувствовал, как мои уши слегка приподнялись, и только в этот момент понял, что до сих пор они были прижаты к голове.
В наступившей тишине члены семьи Дуалада о чем-то перешептывались. Князь Орченис обернулся к ним:
– Мы надеемся, вы, наконец, удовлетворены, мер Дуалар? Или вы теперь намерены обвинить в жульничестве Амал’оталу?
Тот, к кому обращался князь, – вероятно, старший сын Непевиса Дуалара, – ответил:
– Разумеется, нет. Мы видим, что ошиблись. Приносим свои извинения отале Келехару.
Мне смертельно захотелось выйти из себя.
Мне захотелось наорать на них, обругать их за все зло, которое они необдуманно причинили мне. Крикнуть, что они вторглись в мою личную жизнь. И больше всего мне хотелось рассказать им о том, что мне пришлось пережить по их милости в Танверо и потом здесь, в Амало.
Я бесстрастно произнес:
– Извинения приняты.
Судя по положению ушей князя Орчениса, он в этом сомневался. Тем не менее он сказал:
– Тогда мы считаем, что вопрос закрыт. И поскольку теперь достоверно установлено, что отала Келехар сказал правду, мы приказываем Непевису Дуалару предстать перед Верховным судом, который будет разбирать его дело. Завтра.
Сын купца поморщился, но ответил:
– Разумеется, ваше высочество.
– Очень хорошо.
Князь Орченис поднялся, бросил мне:
– Келехар, мы хотели бы поговорить с вами наедине.
И быстро вышел из комнаты.
Я покорно последовал за ним. На самом деле я был рад законному предлогу исчезнуть из поля зрения Амал’оталы, который по-прежнему казался недовольным чем-то и искал, на ком бы выместить раздражение. Кроме того, у меня не было ни малейшего желания общаться с Вернезаром или Занарин.
Мы с секретарем вошли в Красную Комнату, князь сел и сказал:
– Присядьте, Келехар. У вас усталый вид.
Я опустился в кресло и беспокойно подумал о том, что буду делать, когда снова придется вставать.
– Ночь была беспокойной, ваше высочество.
– Значит, это правда, что на Холме Оборотней водятся привидения?
– Совершеннейшая правда.
– Можно ли что-то предпринять? Можно ли успокоить призрака, как, скажем, упыря?
Меня удивило, что с таким вопросом ко мне обратился князь, а не, например, Амал’отала, но я мог лишь сказать правду:
– Успокаивать никого и ничего не нужно. Это не души умерших, даже не остатки душ. Это просто… – Я не сразу смог найти нужное слово и вспомнил собственный иррациональный страх перед ними. – Просто воспоминания. Жуткие воспоминания.
– Но кто же вспоминает? – спросил князь Орченис.
Я покачал головой.
– Земля? Облака? Мы не знаем.
Князь Орченис вздохнул.
– Мы надеялись, что вы, как Свидетель Мертвых, найдете ответ, который ускользает от нас.
Многие на это надеялись. Я разочаровал бо'льшую их часть.
– Нам очень жаль, но мы не можем найти решение. Мы не знаем, что следует сделать, чтобы очистить это место от призраков.
– Ну что ж, – сказал князь Орченис, – видимо, резня Волков Анмуры так и будет длиться, повторяясь снова и снова. Кошмар этого города, насколько нам известно.
– Значит, вот что там происходит?
– Да. Один из эпизодов в истории княжества, наименее лестных для наших предков. Две тысячи лет назад, после того как были запрещены таинства Анмуры, Военный Вождь Амало воспользовался опалой Волков как предлогом для того, чтобы разграбить и сжечь подворье на вершине Холма Оборотней. Потом его воины перебили всех, кого нашли там.
Я машинально сделал ритуальный жест, оберегающий от зла, который знал с детства. Неудивительно, что противоборствующие стороны было так трудно различить.
Я знал, что таинства Анмуры были запрещены по веской причине. Со временем поклонники Анмуры стали алчными и продажными, в своем высокомерии они ставили себя выше императора, выше архиепископа. Кроме того, о них ходили всякие темные слухи, как это всегда бывает в подобных случаях. Когда архиепископ Винведрис отказал им в защите, не только князь Амало выступил против них с огнем и мечом. Последователи Анмуры долгие годы восстанавливали против себя жителей страны.
Но потом я вспомнил прелата Улиса, которого волокли на верную смерть, и содрогнулся.
Князь Орченис сказал:
– Мы вас больше не задерживаем, отала Келехар. Должно быть, вы очень устали.
Этого я не стал отрицать.
– Наш кучер отвезет вас домой, – добавил князь.
На моей улице княжеская повозка будет смотреться, как черный конь на снегу, но мне слишком сильно хотелось попасть домой, и я не стал возражать, ответив:
– Благодарим вас, ваше высочество.
На этом разговор был окончен.
Но в коридоре меня ждали Вернезар и Занарин. Каноник Варленин держалась поодаль.
– Мы пройдемся вместе с вами, – заговорил Вернезар, шагнув ко мне. – Вы свободны, Варленин.
Женщина, казалось, не хотела оставлять меня, но ей пришлось подчиниться высокопоставленному священнику. Она поклонилась и ушла. Я надеялся, что Амал’отала не сделает ей выговор.
– Чем мы можем вам служить, дач’отала? – устало спросил я.
– Интересно, что вы задаете этот вопрос сейчас, отала Келехар, – сказал Вернезар. – Мы считаем, что вам следовало спросить об этом несколько дней назад.
Я без особой надежды взмолился Осрейан, богине землетрясений.
– Мы не знали, что должны получить у вас разрешение на выезд из города.
Последовало неприятное молчание. Первой заговорила Занарин:
– Вы хотите сказать, что не подчиняетесь Улисотале?
– Ничего подобного мы не говорили, отало Занарин, – возразил я. – Но мандат нам выдал архиепископ, а не…
– А не князь Орченис, – перебил меня Вернезар.
– Мы решили, что не имеем права отказывать в просьбе князю Ту-Атамара, – сказал я.
– И вам не пришло в голову посоветоваться с нами?
– Вы посоветовали бы нам проигнорировать приказ князя?
Разумеется, Вернезар не посоветовал бы мне ничего подобного. Мы все, включая Занарин, прекрасно об этом знали. Занарин ответила:
– Это было бы не лишним проявлением уважения с вашей стороны.
– Едва ли наши перемещения представляют для вас интерес, дач’отала, – сказал я. – У нас создалось впечатление, что вы не слишком часто о нас задумываетесь.
Снова наступило молчание, поскольку Вернезар не мог отрицать безразличия, граничившего с враждебностью, с которым меня встретили в Улистэйлейане после прибытия в Амало.
– Мы хотели бы получить предупреждение, – процедил он, – чтобы суметь дать осмысленный ответ Амал’отале, обратившемуся к нам за разъяснениями. Он пожелал узнать у нас, чем вы умудрились так сильно разозлить семью Дуалада.
Вот теперь все стало на свои места.
– Эта проблема не имеет никакого отношения к Улистэйлейану, – сказал я. – Мы приняли законное обращение от жительницы города, как велит нам наше призвание и наш долг. Вы не имеете права вмешиваться в работу
