я определенно предпочитал такое испытание настою астели’ара, и никто не назвал бы его легким. Но Амал’отала ошибался. Эти призраки не имели никакого отношения ни к моему призванию, ни к милости Улиса. Видеть их мог любой, но говорить с ними не мог никто, а можно ли продержаться всю ночь на холме, не сойдя с ума, было вопросом мужества и крепких нервов. Призраки снова и снова повторяли одни и те же движения, вечно переживая один и тот же кошмар. А может быть, Амал’отала был хитрее, чем я думал, и испытание заключалось не в том, чтобы добраться до улимейре, а в том, чтобы провести целую ночь здесь, в окружении умирающих, не в силах ни облегчить страдания несчастных, ни прекратить нескончаемую битву.
Я смотрел себе под ноги, не поднимая взгляда, и дважды вынужден был остановиться, чтобы не пройти сквозь призрака. Хотя я старался не всматриваться в них, но все равно заметил, что противники носили почти одинаковые доспехи, и невозможно было даже предположить, кто стал зачинщиком.
Я не настолько хорошо знал историю Амало, чтобы понять происходящее, и не знал, что означает – означала – победа для той или иной стороны.
Я напомнил себе, что чьей бы ни была эта война и кто бы в ней ни победил, все это случилось сотни лет назад. Я не мог ничего изменить, не мог положить конец кровавой трагедии, которая разворачивалась вокруг меня.
Все так же глядя себе под ноги, я подошел к другой лестнице, довольно пологой, с широкими невысокими ступенями. Когда я осмелился поднять взгляд, то увидел, что лестница ведет к вершине Холма Оборотней.
У меня не было сил бежать, но я старался подниматься как можно быстрее.
От улимейре на вершине холма остались лишь руины; вероятно, его разрушили во время той битвы, призрак которой я только что видел. Это было круглое в плане здание, размером не больше часовни. Если тут и был когда-то алтарь, от него не осталось и следа. Я увидел лишь голую каменную вершину холма, окруженную обломками колонн. Это место выглядело бы мрачным даже при дневном свете, даже без призрака умирающего воина, распростертого на пороге.
Я не нашел в себе мужества выйти на открытое пространство и медленно обогнул святилище, высматривая тайник паломников, в котором хранились памятные знаки. Нередко такие тайники были хорошо замаскированы, а поиски оказывались последним испытанием верующего. В иной ситуации я охотно принял бы вызов, но теперь я беспрестанно озирался в поисках призраков, словно они могли причинить мне вред. Я прекрасно понимал, насколько нелепы эти опасения, но ничего не мог с собой поделать.
Наконец, я в буквальном смысле споткнулся о тайник – это был короткий приземистый столб с углублением наверху. Памятные знаки представляли собой изразцы, покрытые глазурью, на которых был изображен символ Улиса в ипостаси бога сновидений. Я подумал, что они выглядели слишком мирными для такого мрачного места. Выбрав один изразец, я осторожно спрятал его во внутренний карман жилета.
Теперь мне оставалось лишь дожить до утра, сохранив рассудок.
На рассвете, когда я подошел к воротам, оказалось, что меня ждет не только каноник. Рядом стояли газетчики – Горонедж, Туризар и третий, не знакомый мне, а я был не только без сюртука, но еще и в грязи с головы до ног. Ночью я потерял ленту для волос, и коса расплелась. Наверняка я выглядел как Сын Лесника из «Ишахадры».
Каноник Варленин, глядя на меня во все глаза, распахнула калитку.
– Доброе утро, каноник, – устало проговорил я.
– Доброе утро, отала, – ответила она. – Эти господа желают знать, что вы видели и слышали на Холме Оборотней.
Естественно, они желали знать. Я сказал:
– Господа, нам очень не хочется вас разочаровывать, но прежде чем беседовать с кем бы то ни было, мы должны поговорить с Амал’оталой.
– Познакомьтесь с оталой Келехаром, – с усмешкой обратился Туризар к неизвестному мне репортеру. – Вы нигде не встретите таких утонченных придворных манер, даже на аудиенции у князя Орчениса.
Это было не так, но Туризар был склонен к преувеличениям, неизменно искажая и приукрашивая факты в своих статьях. Я никогда не доверял тому, что писали в «Вечернем стандарте».
– Вы совсем ничего не хотите нам сказать? – жалобно спросил Горонедж. – Ради вас, отала, мы поднялись до рассвета.
– Мы не можем запретить вам делать глупости, мер Горонедж, – заметил я и, к удивлению всех троих, рассмеялся.
– Отала Келехар, – заговорил незнакомый репортер, – меня зовут Викеналар, я работаю в «Вестнике Амало». Правда ли, что на Холме Оборотней водятся призраки?
У меня возникло сильное искушение сказать «да», но Амал’отала и без того был недоволен мною.
– Сейчас мы не можем говорить с вами, – ответил я и пошел за каноником Варленин к экипажу.
Когда лошади тронулись, она сказала:
– Около полуночи прибыл курьер; нам обоим приказано явиться во дворец.
– Обоим? – переспросил я.
– Мы являемся вашим свидетелем, – сказала она. – У вас есть памятный знак?
Я показал ей выбранный изразец. Она улыбнулась, навострив уши, и кивнула:
– Очень хорошо, отала. Спасибо.
Я спохватился:
– Мы не можем являться во дворец в таком виде.
– Не беспокойтесь об этом, – ответила каноник Варленин.
В отчаянии я попытался пригладить волосы и нащупал веточки и комья грязи. Действительно, Сын Лесника. Без ленты заплетать косу было бессмысленно, но я, по крайней мере, выглядел просто как безумец, а не как взбесившийся фанатик Кстейо.
Когда мы вышли из двуколки в одном из боковых двориков княжеского дворца, каноник Варленин помогла мне отряхнуть засохшую грязь с брюк и надеть официальный сюртук.
Видимо, она хорошо ориентировалась в Амал’тэйлейане, потому что уверенно шла вперед и быстро нашла Азалиевую Комнату. Кроме князя Орчениса и его секретаря, я увидел Амал’оталу, двух каноников, дач’оталу Вернезара, отало Занарин и нескольких представителей семьи Дуалада. Я едва не попятился. Я думал, что мне предстоит отчитываться только перед главным священником, возможно, еще перед князем Орченисом. Я не возражал против присутствия Вернезара, но Дуалада – это было уже слишком.
Увы, князь Орченис меня уже заметил. Я вошел следом за каноником Варленин в Азалиевую Комнату, поклонился Амал’отале, Вернезару, князю Орченису и постарался сделать вид, будто Дуалада здесь нет.
– Итак, Келехар, – раздраженно заговорил Амал’отала. Мне оставалось лишь надеяться, что он злится не на меня или, по крайней мере, злится не слишком сильно. Я вынул из кармана памятный знак и протянул его одному из каноников, который передал изразец Амал’отале. Тот внимательно
