еврейских скрипачей их инструментов и работы, они заставили замолчать скрипичную музыку еврейских композиторов прошлого и настоящего, но скрипки все же остались неотъемлемой частью повседневной жизни - в концентрационных лагерях, куда было интернировано так много евреев. В период с 1939 по 1943 год в Италии и на оккупированных территориях было построено более сотни концентрационных лагерей. В большинстве из них содержались военнопленные и политические противники фашистов, но многие из них стали промежуточными лагерями депортации заключенных евреев, цыган и сексуальных меньшинств на пути, который заканчивался в лагерях смерти к северу от Альп.
Можно услышать мнение, что музыка помогла некоторым людям выжить в концентрационных лагерях, но Шимон Лакс, польский скрипач, ставший дирижером лагерного оркестра в Освенциме, решительно отверг романтическое заблуждение, что «музыка поддерживала души истощенных узников и дала им силы выжить»[93]. По его словам, «музыка поддерживала дух (или, скорее, тело) только музыкантов, которым не приходилось выходить на каторжные работы и которые могли питаться немного лучше»[94]. Тем не менее, он воспринимал свое собственное выживание как серию чудес, все с участием музыки. Сначала его приняли в оркестр лагеря несмотря на то, что он нарушил запрет на исполнение произведений еврейских композиторов и исполнил концерт для скрипки Мендельсона на прослушивании. Затем его повысили до должности переписчика нот и главного аранжировщика оркестра мужского лагеря Биркенау, в этом качестве Лакс записывал марши по памяти и сочинял новые в немецком стиле. Он нигде не упоминул, откуда взялся инструмент, на котором он играл, но известно, что чиновники СС конфисковали скрипки для оркестра в окружающих Освенцим городках[95].
Лакс описывает «море людей», прибывающих в вагонах для перевозки скота на станцию Освенцим, где их заставляли бросить прямо на платформе все, что они привезли с собой. В этих «грудах чемоданов, сумок, тюков и свертков с едой, алкоголем, драгоценностями, деньгами, золотыми монетами, наверняка были и скрипки, но всех этих вещей их владельцам более не суждено было увидеть». Жак Струмса, музыкант-любитель из Греции, писал о том, что привез с собой скрипку, когда его депортировали в 1943 году. Когда поезд прибыл в Биркенау, он одной рукой поддерживал беременную жену, а в другой руке нес скрипку, но его разлучили с обеими[96].
Каким бы ни был их путь в Освенцим, Лакс был поражен собранием медных и деревянных духовых инструментов, висящих на стене в оркестровой казарме, и грудой футляров для скрипок, лежащих на специально изготовленной полке. Держа скрипку в руках, он обнаружил, что впервые может смотреть на электрические провода, окружающие лагерь, без соблазна броситься на них и покончить с собой.
Лагерный оркестр состоял из талантливых любителей и профессиональных музыкантов из военных и симфонических оркестров. Они играли марши каждое утро, когда заключенные направлялись на принудительные работы, и снова, когда они возвращались в лагерь, порой неся или волоча тела тех, кто умер от истощения, голода или болезней. По мере роста числа узников лагерей могло потребоваться до двух часов непрерывного исполнения музыки, чтобы проводить их на работы утром и столько же времени, чтобы встретить вечером. Оркестру также было предписано давать концерты легкой музыки на открытом воздухе каждое воскресенье днем, а также создавать жизнерадостный фон во время визитов нацистских вождей или представителей Международного Красного Креста.
Генри Мейер был одним из скрипачей в оркестре мужского лагеря Биркенау. У него была репутация вундеркинда, и офицеры СС в лагере вскоре включили его в небольшой ансамбль, игравший на их вечеринках. «Что мы играли для них? - вспоминал он. - Американские мелодии, хотя американцы и были их главными врагами. Каких композиторов? Гершвина и Ирвинга Берлина - евреев. Кто играл? Евреи. А кто слушал и подпевал этим глупым песенкам, от которых по лицам слушателей катились слезы? Члены СС, наши мучители. Какая гротескная ситуация!»[97]. Лакс отметил также необычайно сильное эмоциональное воздействие исполняемой ими музыки на тюремщиков. «Когда эсэсовец слушал музыку, - пишет Шимон, - он каким-то странным образом становился похожим на человека. Голос его терял типичную резкость, он внезапно приобретал простоту, и с ним можно было разговаривать почти на равных»[98].
Законное право собственности на итальянские скрипки в Европе уже было отменено, но потом произошла еще одна серьезная перестановка - в июне 1941 года Германия вторглась в Россию, и нацистские войска вели себя там с такой жестокостью, что в 1943 году Советское правительство приняло решение лишить Германию прав на все виды собственности в качестве компенсации за разрушенные исторические дворцы и церкви, опустошенные деревни и разграбленные художественные галереи и библиотеки. Компенсацию за эти ужасные потери должны были взыскать Красная Армия и ряд трофейных команд, сопровождаемых группами экспертов во всех областях искусства. То, что произошло потом, было описано как «самое масштабное секретное изъятие похищенных культурных ценностей в истории человечества»[99].
Министерство культуры СССР собрало в состав трофейных команд искусствоведов, экспертов, исполнителей-инструменталистов, музейных работников, реставраторов картин и художников. Им было приказано искать «культурные ценности», в том числе музыкальные инструменты. Советское правительство хотело скрыть эту секретную операцию от союзников, и поэтому, хотя члены трофейных команд были гражданскими лицами, все они были обмундированы в форму офицеров Красной Армии.
Команды следовали непосредственно за войсками, но эффективное выполнение их задачи было проблематичным, потому что Красная Армия уничтожала противника и любые препятствия, сметая всё и всех на своем пути. «Мы мстим за все, что творили враги на нашей земле, - написал один из бойцов в письме домой, - и потому наша месть справедлива. Огонь за огонь, кровь за кровь, смерть за смерть». Все чины участвовали в том, что стыдливо называли реквизициями, да так, что коменданты занятых территорий были слишком заняты «сбором часов, пишущих машинок, велосипедов, ковров, пианино» вместо того, чтобы уделить должное внимание охране крупных загородных усадеб, театров и музеев. У каждого был свой личный интерес, и скрипки, не занимавшие много места, но имевшие большую ценность, были желанным объектом реквизиций.
Трофейные команды находили итальянские скрипки в музейных коллекциях, в домах немецких граждан и в секретных хранилищах предметов, захваченных нацистами во Франции, Бельгии и Нидерландах или конфискованных у евреев, направлявшихся в концентрационные лагеря. Трофейная команда 1-го Украинского фронта решила, что обнаружила собрание драгоценных скрипок, когда наткнулась на четыре поврежденных футляра для скрипок в нацистской комендатуре в Силезии. Скрипки хранились в тайной кладовой вместе с пианино, велосипедами, швейными машинками и радиоприемниками, и когда они вынули их
