сухого вина.
– Я говорю о серьёзной пьянке, настоящей! – лицо Миши выразило досаду. – А не о том, чтобы за бутылочкой сушняка посидеть.
Барби замолчала и посмотрела на своего бой-френда, как прилежная ученица на строгого учителя.
– За несколько часов до основного действа, – вернулся к уроку Михаил. – Ты начинаешь разминаться, готовишь организм к нагрузкам, тренируешься…
– Как Михаэль перед гонкой? – радостно уточнила Барбара.
– Именно так, – спокойно подтвердил Миша. – На тест-драйве Шумандер катался, знакомился с машиной, общался с соперниками, а завтра всё будет по-настоящему. Но если сейчас не потренируешься – потом не выиграешь.
– А что выигрывает человек в серьёзной пьянке? – наивно поинтересовалась немка.
– Что выигрывает? – вопрос заставил «тренера» задуматься. – То же самое, что и при нюхании «кокса». Только пьянка… – лицо Миши озарилось вдохновением. – Она душевней. Русское застолье – это, вообще, акт коммуникации…
– Как Вы по-иностранному чешете! – рядом со столиком Шахова и Шульц возникла официантка Килькина с подносом, заставленным блюдами.
Вопреки обещанию, долго себя ждать она не заставила.
– Гутен морген, гутен таг…
Барбара Шульц, уловив слова родного языка, произнесённые с ужасным акцентом, недоумённо заморгала.
– Вообще-то, мы говорили по-английски, – холодно заметил Миша.
– По-английски? – удивилась Килькина, выставляя на середину столика большой графин водки.– А кто-то заявлял, что она – гражданка Германии… – Аннушка бесцеремонно кивнула на ничего не понимающую фрау Шульц.
– Гражданка Германии, владеющая английским языком, – тем же тоном пояснил Шахов. – Я, к сожалению, по-немецки не говорю.
– Ничего, – успокоила его Аннушка, сервируя стол принесёнными блюдами. – Вот графин водки выпьете и заговорите на всех языках.
– Это цитата из Достоевского, – чопорно просветил Килькину Миша.
– Чего? – освободив поднос, Анна собиралась уйти, но, почуяв во фразе посетителя какой-то гнусный намёк, остановилась.
– Фёдор Михайлович Достоевский, – прокомментировал слова Килькиной Шахов. – «Село Степанчиково и его обитатели». Один из героев этой повести…
– Это кто «село», я не въехала? – в приглушённом голосе официантки звучала явная угроза. – Я те сейчас жаркое на штаны как бы случайно опрокину, и яйца твои вкрутую сварятся! Сиди и баклань со своей чувырлой хоть по-китайски, но пасть на меня разевать не смей!.. Приятного аппетита! – пожелала она чрезвычайно учтиво и так, чтобы слышали все окружающие, а затем удалилась, качая своими литыми бёдрами.
– Блядь рыжая! – прошипел Михаил, когда Аннушка исчезла из поля слуховой досягаемости.
– Misha, – обратилась к нему Барбара. – По-моему, эта официантка ведёт себя неправильно…
– А хочешь, я её уволю? – Шахов залпом допил пиво и взял вилку, готовясь приступить к салату.
– Как уволишь? – Барби расправила салфетку и положила её себе на колени.
– А так, – начал трапезу Михаил. – Скажу метрдотелю, что она хамит, и её выгонят.
– У нас нет свидетелей. А я, вообще, по-русски не понимаю и факт оскорбления подтвердить не смогу, – Барбара пригубила бокал с пивом и тоже принялась за салат.
– Зато метрдотель быстро меня поймёт, – буркнул Ферзь, жуя «Оливье». – В её обязанности официантки, между прочим, входит наполнить наши ёмкости водкой, а она этого не сделала. Ладно, сам справлюсь, – Михаил взял графин и наклонил его над фужером, стоящим перед фрау Шульц.
– Misha! – Барбара попыталась закрыть фужер ладонью. – Это бокалы для белого вина!
– Барби, я знаю, – поморщился Михаил. – Но водка в России тоже называется беленькой. Да и не люблю я пить её маленькими порциями. А гранёные стаканы, – он печально оглядел солидный интерьер кафе, – противоречат статусу этого заведения.
Шахов нежно отстранил руку женщины и наполнил её бокал до краёв. Барбара смотрела на прозрачную жидкость в своём бокале, словно невинная девушка на опытного мужчину, который неминуемо её соблазнит.
– С «горочкой»! – удовлетворённо констатировал Ферзь, наполнив и свой бокал в той же мере.
– Misha! – со страхом зашептала Барбара. – Я никогда не пила водку в таком объёме.
– Я знаю – ты нюхала кокаин и курила марихуану, – подмигнул ей Шахов. – Но всё бывает в жизни первый раз. Я ведь тоже… – молодой человек взял бокал с водкой и внимательно посмотрел на свою собеседницу. – Я… Ты, наверное, не поверишь, но… Я никогда в своей жизни так не влюблялся! – сильно, как Ферзь, и поэтично, как Мишенька, вдруг признался он.
– Ты… Ты признаёшься мне в любви? – глаза Барбары заблестели.
– Да, – Михаил смотрел на свою возлюбленную искренне и просто.
Может быть, впервые в жизни он не изображал болезненного Шахова и не играл крутого Ферзя.
– Я тоже люблю тебя, Misha, – проговорила Барбара почти беззвучно.
От волнения голосовые связки перестали ей подчиняться.
– Тогда пьём до донышка, – улыбнулся Шахов. – Вдохни! – приказал он женщине. – А когда выпьешь, выдохни.
– Ух! – воскликнула Барбара и, набрав воздуха, как для погружения под воду, влила в себя полный бокал водки. – Ха-ааааа! – выдохнула она, и её прекрасные голубые глаза увеличились в два раза.
– Закусывай жарким! – не дал растеряться подруге Миша, который, опрокинув свой бокал, выдохнул, скорее, по привычке. – Крепкие напитки закусывают жирной пищей.
– Холестерин… – утирая слёзы, выдавила из себя Барбара, но совету Михаила последовала.
– В п…ду холестерин! – по-блатному хохотнул Ферзь, заглатывая жаркое.
– V pizdu! – словно маленький ребёнок, повторила немка малознакомое ей слово.
– После первой и второй – перерывчик небольшой, – воскликнул Миша, наполняя бокалы вновь.
– Ты сошёл с ума! – с нежным протестом посмотрела на него фрау Шульц. – Нам завтра в гонке участвовать.
– Во-первых, не нам, а Шумандеру, – деловито поправил её Михаил, ставя ополовиненный графин на место, – а во-вторых, до завтра ещё целая ночь и утро.
– Это утро будет самым страшным в моей жизни, – уже с хмельной обречённостью предрекла себе Барбара.
– Ладно, дам тебе бонус, – смягчился Шахов. – Мы выпиваем по второй, а всё остальное я беру на себя. А то ведь мог тебя, как в рассказе Шолохова… Ты слышала о таком русском писателе?
– Sholohov?.. – на лбу фрау Шульц появились морщины.
– Так вот, – решил просветить любимую женщину Михаил. – Рассказ нобелевского лауреата Шолохова «Судьба человека», он, вообще, о войне между нами…
– Между нами? – Барбара вспыхнула от обиды. – Misha! Какая между нами может быть война?
– Вторая мировая, – сурово напомнил Ферзь.
– А-а, – чуть развязно кивнула немка, – Было такое… Мой дед, кстати, дошёл до Сталинграда, – чуть ли не с гордостью сообщила она.
– А мой – до Берлина, – срезал её Шахов. – И вот нобелевский лауреат Шолохов повествует о нашем солдате в вашем плену. Там комендант концлагеря перед расстрелом наливает пленному стакан водки и предлагает закусить. А наш отвечает: «Русские после первой не закусывают»…
Барбара, поняв, что рассказ будет долгим, оперлась локтями о стол и обняла щёки ладонями.
– Комендант наливает герою второй стакан, а тот: «А русские и после второй не закусывают». И
