где черное и белое, а правда и ложь четко разделены. Это и есть всемирная справедливость.
Помолчав немного, Мо Жань сказал:
— Похоже, ты действительно считаешь себя единственно верным мерилом мира людей.
— Верно, я и есть мерило[225.10].
Расправив плечи Сюй Шуанлинь гордо стоял под порывами ветра.
И пусть в глазах всех людей он был Наньгун Сюем… Мо Жань видел перед собой Наступающего на бессмертных Императора Тасянь-Цзюня.
— Ты же видел первый зал, — сказал он. — Тебе не кажется, что там все идеально и прекрасно? Хорошие люди живут в мире и довольстве — испорченные сгорают заживо в неугасимом пламени и жарятся в котлах. Тот, кто ударил другого ножом, сам подставляет шею под нож. Все долги подсчитаны и погашены, око за око, зуб за зуб — неужели это неправильно?
— Ты действительно высокого мнения о себе, — ответил Мо Жань.
А затем он услышал ответ Тасянь-Цзюня:
— А почему я должен презирать себя? По моему мнению, это и есть лучшее воплощение жизни по законам кармы.
...Некоторое время никто не мог произнести ни слова.
Все были просто шокированы безумными высказываниями Сюй Шуанлиня.
Отправляясь в поход, большинство из этих людей думали, что им движет жажда власти, мести и иные эгоистичные желания.
Никто и помыслить не мог, что Сюй Шуанлинь искренне верит в то, что борется за правое дело во имя высшей справедливости.
Однако, есть ли в этом мире человек, который может быть беспристрастным и справедливым мерилом всего сущего? Даже потомки богов из Цитадели Тяньинь вряд ли могли справиться с этим.
Какое-то время Мо Жань в задумчивости стоял на месте. Когда в его душе, наконец, воцарился относительный покой, он вновь взглянул на воплощение Тасянь-Цзюня перед собой.
Императорский венец исчез, красивое лицо оплыло и обуглилось, растворившись в темноте его памяти.
Он моргнул несколько раз, и вместо императора перед ним появился Сюй Шуанлинь. Лишь потому что поступки Сюй Шуанлиня были так похожи на его собственные деяния в прошлой жизни, у него появилась эта странная иллюзия разговора с отделенным временем и пространством самим собой.
— Что ж, правильно ли я понял, что не только из-за недостатка духовных сил ты сохранил остатки личности и прижизненные воспоминания тем марионеткам Чжэньлун в зале на входе? Выходит, в храме Тяньгун ты основал собственное государство, где стал богом и императором. Согласно своим представлениям о справедливости, созданный тобой мир ты разделил на две части, где добро возвращается добром, а зло — злом.
Пока он говорил это, в его голове, словно принесенные ветром хлопья снега, проносились фрагменты воспоминаний, связанных с Сюй Шуанлинем.
...Вот в прошлой жизни по роковой случайности Сюй Шуанлинь умирает от удара, направленного на Е Ванси.
Стоя посреди Двора Трех Жизней, босой Сюй Шуанлинь смеется и дразнит попугая.
На берегу озера Цзиньчэн Сюй Шуанлинь просит у старшего брата в награду дольку мандарина.
Мандариновые деревья на горе Цзяо, впавший в детство Наньгун Лю, и Ло Фэнхуа, вытащенный с Последнего Круга Ада…
Нанизываясь друг на друга, эти воспоминания обрушились на его пребывавший в смятении разум словно цунами.
Когда он поднял на Сюй Шуанлиня сумрачный взгляд, в его глазах не было ни насмешки, ни презрения. Спокойно глядя на него, он спросил:
— Я прав, Наньгун Сюй?
— Называй меня Сюй Шуанлинь…
— Нет, твое имя — Наньгун Сюй, — ответил Мо Жань, шаг за шагом приближаясь к нему. Глядя на этого сгнившего заживо мужчину, Мо Жань точно знал, что тут нет никого, кто мог бы понять Наньгун Сюя лучше, чем он сам. Сейчас Сюй Шуанлинь был точно так же загнан в угол, как в прошлой жизни Тасянь-Цзюнь.
Он читал Сюй Шуанлиня как открытую книгу, подмечая мельчайшие изменения его мимики, которые лишь подтверждали их сходство.
Он остановился. Внезапно его взгляд скользнул вниз.
— День такой морозный и земля, должно быть, очень холодная, — тихо сказал Мо Жань. — Наньгун Сюй, почему ты не носишь обувь?
Улыбка тотчас застыла на лице Наньгун Сюя, но он мгновенно взял себя в руки, и промелькнувшая в его глазах растерянность тут же скрылась за неприступными стенами непоколебимой решимости.
— Не ношу, потому что хочу…
— Разве тебе не нравилось, когда Е Ванси спрашивала тебя об этом?
— …
— В тот день, когда я пришел в твой Двор Трех Жизней и впервые увидел тебя, на тебе тоже не было обуви, — сказал Мо Жань. — Помню, она сказала тебе надеть ее. Боюсь, ты даже не осознавал этого, но в тот момент на твоем лице было написано такое удовлетворение, словно осуществилось твое самое заветное желание.
Мо Жань пристально вглядывался в лицо Сюй Шуанлиня.
Это был его ответ на вопрос, который он задал себе на острове Фэнхуа, наблюдая, как на противоположном берегу в клубах черного дыма негасимое пламя поглощает Линьи.
— Наньгун Сюй, ты всегда надеялся, что кто-то заметит твои босые ноги и скажет тебе…
На вечно ухмыляющемся лице Сюй Шуанлиня вдруг промелькнул страх. Поморщившись, он даже отступил на шаг назад, а потом свирепо процедил:
— Заткнись.
Естественно, разве мог Мо Жань просто взять и заткнуться? Увидев неожиданную и весьма бурную реакцию Сюй Шуанлиня, он понял, что все его предположения оказались реальностью.
Когда Мо Жань смотрел на него, он чувствовал, что видит не Сюй Шуанлиня, а самого себя из прошлой жизни, живущего во тьме, из которой самому никак не выбраться,
— Надень обувь, земля холодная.
В свете божественного оружия Сюй Шуанлинь, словно гепард, быстрее тени яростно бросился на Мо Жаня и схватил его за ворот. Одна его рука была нормальной, но вторая, с похожими на когти ногтями, наполовину сгнила и отвратительно смердела. С налившимися кровью глазами, Сюй Шуанлинь процедил сквозь до скрипа стиснутые зубы:
— Закрой рот! Заткнись!
— Ладно, но прежде чем заткнуться, я скажу еще кое-что.
— Не о чем нам говорить!.. — Сюй Шуанлинь был на грани отчаяния. Сейчас он был похож на дракона, с которого содрали чешую, и теперь его кровь текла, как вода. — Не о чем…
— Е Ванси и правда очень похожа на Ло Фэнхуа.
Он сказал это будто бы вскользь, как бы между прочим, но эти слова в один миг истощили все силы Сюй Шуанлиня.
Растеряв весь свой запал, он смолк и замер на месте.
Те немногие из присутствующих, кому довелось
