меня внутри так горячо и пусто, что я только похныкиваю, когда кончик языка раздвигает мои складочки и давит на клитор, поддевает его, зализывает.
Пальцы мои запутываются в Димкиных вихрах, бедра дрожат от невыносимой остроты ощущений. А Горелов, не прекращая своих сладких истязаний, готовит мю норку уже к серьезному вторжению. Я уже почти на грани, когда он решает, что достаточно, и меня заполняет толстый гладкий член.
Я все равно для него слишком узкая, и Димка слегка шипит, проникая в меня. Погрузившись до конца, так, что я чувствую губками и жесткие паховые волоски, и мягкую мошонку, замирает. Влажные от испарины плечи дрожат под моими руками. Он сдерживается, но меня это не устраивает. Стоит им мне слегка пошевелиться под ним, и контроль слетает к чертям.
— Что ж ты творишь, — стонет Демон.
А дальше все становится не важным. Вселенная зацикливается на нас двоих. Все раскалывается на до и после.
Полет. Огненная волна, поднимающаяся из точки соединения, с каждым толчком она все выше. Она заливает каждый миллиметр тела, пока не накрывает нас с головой. А Димка не останавливается, он входит снова и снова, ударяет там в глубине, вплавляясь в меня, накаляя нерв, протянувшийся через все тело. Мой пульс шкалит, стук сердца Димки под моими пальцами оглушает. Мы рвемся к вершине сквозь цветные огни, сплетаясь, живя одним дыханием, нас прошивает одной нитью, принайтовывает друг к другу намертво.
Хлюпанье растянувшейся на Димкином члене киски, мои стоны, тяжелое дыхание Горелова, все это фон, теряющийся в чувстве принадлежности, единения, пропитанном потребностью брать и давать.
Животная тяга, сметающая страсть, и вот полет обрывается свободным падением. Когда все взрывается, а сердце замирает. Димка с рыком выходит из меня, забрызгивая мои бедра спермой. Он целует меня, как будто мы прощаемся. Припечатывает меня, клеймит, тискает, сжимает. Спелёнатая его руками, вдавленная в его тяжелое влажное тело, я ощущаю Димку своим миром…
Я и сейчас это чувствую.
Воспоминание такое яркое, что я снова его проживаю, а, вынырнув из него, чувствую пустоту. Она холодная и гулкая.
Я выпутаюсь из этого. Я научусь жить по-другому.
И однажды, когда я смогу довериться кому-то еще, я не стану повторять тех же ошибок. Я не позволю себе потерять голову, оставить решение проблем инстинктам.
И слезы эти прекратятся, и боль рано или поздно уйдет, и воспоминания поблекнут. Жизнь не стоит на месте.
Я понимаю, что утренний чай остыл, когда, нарушая тишину квартиры, раздается резкий звук уведомления на телефоне, и из чашки в дрогнувшей руке часть выливается мне на колени.
Смотрю на экран, и по телу пробегает озноб.
Жанна.
Помедлив, я все-таки открываю сообщение.
«Ты видела, что творится на странице у Маськи? Это то, что я думаю?»
Глава 40
Демон
Я уже полчаса жду Рэма, когда их королевское величество наконец подкатывает к универу. Время идет, ничего не меняется. Инга, знатная копуша, собиралась значительно быстрее, чем их пижонство.
— Тебя за смертью только посылать, — ворчу я, пожимая протянутую руку.
— Съемки почти до утра были, эта новенькая фотограф только выглядит душкой, а на самом деле — рыжее стервище, — как-то по-детски жалуется друг. — Обрадовалась, что у меня неэпелированная грудь и гоняла в хвост и в гриву. Я все проклял, еле ноги до дома доволок.
— Ты ж хотел бросить работу в агентстве, — хмыкаю я.
Рэм морщится. Понятно. Таскается в надежде пересечься кое с кем. Хреновая позиция. Ты уж или трусы надень, или крестик сними. Или возвращай свою шальную девку, или перестань подстраивать случайные встречи.
Ну, я ему не доктор.
— Под утро вернулся, а уже успел наворотить с камаз.
Он трет глаза:
— Видел уже, да? Сильно меня бомбануло, не утерпел.
Кривлюсь:
— Я бы предпочел все сделать сам.
— Уверен, что для Кравцовой у тебя припасено что-то особенно мерзкое, но я решил, что будет справедливо дать ей отведать своего же говна. Ты-то вряд ли стал бы ее полоскать в соцсетях.
— Да, Кравцова получит удар с другого фронта.
— Считаешь, зря я это сделал? — напрягается Рэм, я пожимаю плечами. — Я вообще-то в отличие от нее самой ни слова лжи не допустил. Все ее пламенная бухая речь. Ничего не монтировал, как наша звезда.
Да, сучонка надрала из моих фраз целый пиздец, который дала послушать Инге. И на Ингу разозлиться, что поверила, не получается. Я как бы сам все для этого сделал.
Себя я бичую каждый день, а Кравцова получит уже сегодня.
Строго говоря, вместе с финтом от Рэма даже красивее выходит.
Кравцова, как это ни странно, после развода ее матери с моим отцом, осталась жить в нашей семье. С моей матерью у нее отношения из рук вон плохие, своей она не больно-то нужна. Она пробовала прижиться в новой семье, но постоянное таскание за волосы от матери, которая подозревала, что дочь крутит хвостом перед отчимом, сделали свое дело. Машка попросилась к нам, я уговорил отца ей помочь. И сейчас она живет в одной и отцовских квартир, он же платит за ее обучение в универе. Да, Машка не стала поступать на бюджет. Живет она на отцовские деньги и на донаты от своей интернет-паствы.
Надо сказать, неплохо живет.
Точнее, жила.
Я вчера разговаривал с отцом, которому мать и так проедает плешь, что он содержит чужого ребенка от бывшей бабы. Он и так не в восторге, а сейчас с облегчением может скинуть раздражающую его жену девицу.
Уже сегодня придут его люди менять замки в квартире и выносить оттуда вещи Кравцовой. Отец уже должен был ей позвонить.
Теперь Машенька должна будет найти себе жилье сама, самостоятельно его оплачивать и своей обучение в универе. Мать ей не даст ни копейки.
Обозлится, что и ей перестанет капать боблишко за то, что она не вякала, что ее тогда еще несовершеннолетняя дочь
