Уложить меня не получилось, и противник начинал яриться, ему-то обещали легкую победу.
— Аккуратнее! — крикнул Витаутович.
— Минута! — надрывался тренер Ибрагимова. — Ломай его!
Ибрагимов попер буром. Я едва успевал уклоняться. И откуда в тебе столько сил, гад?
Обманный боковой от Ибрагимова, удар прямой в челюсть. Понимая, что не успеваю уйти, я повернул и откинул голову. Удар прошелся по касательной, задев скулу… Я был в секунде от нокаута!
А потом что-то изменилось.
Время будто на миг поставили на паузу, но прокрутили внутри меня. Я ощутил жидкий огонь, внутренним взором увидел маленькое солнце у себя в солнечном сплетении, разбрасывающие лучи к рукам, ногам, разливающее жар по позвоночнику. Все вокруг будто смазалось, крики болельщиков слились в протяжный механический гул.
Казалось, что если не выплесну эту опасную энергию, меня разорвет, как перегревшийся ядерный реактор. Не в силах сдержаться, я заревел и нанес молниеносный удар. Мой кулак смачно врезался в мясистый нос с горбинкой и, ломая хрящи, передал инерцию удара черепу. БУМ!
Голова Ибрагимова откинулась назад, веером разлетелись капли крови и пота, противник потерял равновесие и начал заваливаться назад…
…но устоял!
Он пошатывался, держась за разбитый нос.
В тот же момент ощущение, что во мне бурлит ядерный реактор, схлынуло, вернулись краски и голоса — так откатывается волна прибоя. Не дожидаясь, пока противник очухается, я уронил его, обхватил ногами его шею, блокируя ударную руку, и принялся душить.
— Расскажи еще раз… — прорычал я, — что ты там делал и с кем…
— Ы-й-а… — захрипел он.
— Что? Извини, не расслышал…
Рефери обеспокоенно забегал над нами. Ибрагимов попытался выпрямиться, достать меня левой рукой, но не хватало замаха. Тогда он напряг свои бычьи мышцы, попытался втиснуть вторую руку и разорвать захват — бездарно со спортивной точки зрения, но с его силой прием мог сработать. Потому я, обливаясь потом, напрягся так, что, казалось, вот-вот затрещат и порвутся связки.
— Молодец, Саня! Еще немного! И еще!
— Баба! Вставай, вставай, я сказал! — ревел тренер Ибрагимова. — Не позорь меня! Вставай!
Лицо Хадиса побагровело, тело начало слабеть, и он слабо — очень слабо, так, что я мог и не заметить — похлопал меня по ноге.
Сдался? Не поверю, что нет сил честно и открыто похлопать меня по ноге. Отпущу его — он вскочит и попрет в атаку, типа показалось тебе, мальчик. Потом ничего не докажешь, так что я сделал вид, будто ничего не почувствовал. Сжимал и сжимал ноги, пока рефери не налетел на меня, сталкивая с обмякшего тела.
Задыхаясь, будто это только что меня душили, я отполз от тела Ибрагимова. Хотелось распластаться на полу, хватать воздух разинутым ртом, но я заставил себя подняться — сперва опираясь на одно колено, как дающий клятву рыцарь, потом — разогнув ноги.
От перенапряжения мышцы мелко подрагивали и ноги плохо держали. К Ибрагимову, который предпочел отключиться, а не сдаться по-честному, подбежали медики, засуетились над ним. Ко мне подошел рефери и, повернувшись к судьям, поднял мою руку.
Сквозь вату в ушах пробился торжественный голос диктора:
— На четвертом ринге победу удушающим приемом одержал Александр Нерушимый! Хадис Ибрагимов выбывает, проиграв…
Я с трудом сфокусировал взгляд на трибунах, увидел Мищенко, вставшего и машущего мне обеими руками.
Пошатываясь и улыбаясь — зрителям, судьям, нежданной победе — я направился к выходу, где мне сразу подставил плечо Витаутович. Сунул в руку бутылку воды и произнес характерную для него мотивирующую тираду:
— Саня! Боец! Смог же, да?
— Смог, Лев Витаутович, — кивнул я. — Смог.
Глава 15
Огнем горит душа моя
Победа?
Победа…
Победа!!!
Передо мной мелькают какие-то лица, люди, улыбки. Перед глазами все плывет, руки-ноги трясутся. Начинает болеть отбитое предплечье левой руки. Но пока все это кажется нереальным и далеким, даже боль. Реально только подставленное плечо Льва Витаутовича, его ободряющий голос. А еще маты, на которые я сел, и стена, куда уперся спиной. Остальное пока не колышет.
Отобрав бутылку с водой, Витаутович открыл ее и поднес к моим губам.
— Пей, полегчает.
Я сжал бутылку двумя руками и принялся жадно хлебать воду, только сейчас понимая, что огонь в горле и груди — это от жажды. Вода стекала по лицу, капала на рашгард. Потом я наплевал на всех и вся, плеснул в ладонь и размазал по лицу.
Постепенно дыхание восстановилось, я более-менее пришел в себя, огляделся. Надо мной нависли Алексей и Олег. Чуть в стороне Лев Витаутович, выставив руку, как шлагбаум, теснил к выходу рвущуюся ко мне журналистку.
— Кто вас сюда впустил? — негодовал он. — Здесь нельзя находиться. Охрана!
К нему спикировали здоровяки в черной форме. Я перевел взгляд на двух Алексеев, сфокусировался, потому что Олегов было тоже два. Двоящаяся картинка слилась в одну. Олег встревоженно посмотрел на меня, на приятеля и спросил, обращаясь к нему:
— Сейчас он уже вроде нормальный. Саня, ты как? — Он щелкнул пальцами у меня перед лицом, я схватил его руку.
— В норме.
— Ну ты дал, старик! — не скрывая восхищения, сказал Алексей, протягивая ладонь, и я стиснул его пятерню, не отрываясь от бутылки. — Это было… Слушай, со стороны смотрелось, что ты профи — так уверенно ты выглядел.
— Так уверенно, что чуть не обделался, — слабо улыбнулся я. — Повезло.
— Ага, конечно, щас! — возмутился Алексей. — Повезло! Скажешь тоже! И ты давай не прибедняйся, я, вообще-то переживал за тебя больше, чем за себя переживаю.
— А я… — начал Олег, но Алексей перебил его:
— А ты вообще молчи. Ты ничего не видел, слинял. Тоже мне одноклубник!
— Да потому что не мог просто смотреть! — зарычал Олег. — Я думал, сдохну там! Или сам полезу мутузить этого Ибрагимова! Да меня просто разорвало бы!
— Ну-ну, — хмыкнул Алексей. — Ладно, Саня, отдыхай, а мы — готовиться.
Оба отошли, а я снова присосался к бутылке. Пятиминутный бой выжал меня досуха.
Напившись, я скользнул взглядом по трибунам, чтобы увидеть суку Гришина, но не заметил ни его, ни делегацию, что приехала с ним. То ли ему было плевать на происходящее, то ли он так безоговорочно верил в победу Ибрагимова, что, видимо, они со свитой уже провожали Новый год, представляя себя жителями Дальнего востока. Жаль. Не увижу, как его перекосит, когда ему донесут, что Ибрагимов выбыл.
Зато я заметил Ирину Тимуровну в третьем ряду, позади Мищенко, а рядом с ней был Мимино. Он благоухал одним внешним видом так, что аж сюда добивало. Видимо, в его отношениях с майором Джабаровой произошел какой-то перелом, отчего директор «Динамо» светился и напоминал кота, объевшегося сметаны.
