так как в период русской революции 1905 г. из Европы в Россию незаконно переправлялось большое количество оружия, и надо было положить этому конец. Гартинг потратил много времени на то, чтобы во всех крупных северных портах Европы были его люди (к 1906 г. на него работали 14 агентов, занимавшихся вопросами переправки оружия). Кроме того, с ним сотрудничали некоторые начальники местной полиции: в Англии и Финляндии дела шли неважно, зато с французами, немцами и датчанами удавалось договориться на том условии, что общественность этих стран ничего не узнает. Гартинг прекрасно понимал, что большинство европейцев относились к охранке резко отрицательно.
Как только откровения Бурцева попали в прессу, Гартинг поспешил покинуть Францию, предвидя, как трудно будет его коллегам унять общественное негодование, которое неизбежно. Следуя совету, полученному из Петербурга, посольские чиновники изображали полную неосведомленность и все запросы в прессе отклоняли «за отсутствием в распоряжении министра каких-либо официальных данных». Не располагая конкретными сведениями, утверждали они, ничего нельзя подтвердить или опровергнуть.
Волна общественного негодования, поднятая социалистом Жаном Жоресом и левыми депутатами, вынудила палату депутатов объявить деятельность иностранной полиции на территории Франции вне закона. В ответ на это жандармский офицер В.И. Андреев, исполняющий обязанности Гартинга, телеграфировал в Петербург: «Безусловно необходимо именно теперь иметь кадры хотя и немногочисленные, но из верных филеров и избавиться от подозрительных и слабых». В августе Андреев сообщил, что премьер-министр Франции Аристид Бриан разрешил агентуре продолжать работу во Франции, если будут приняты все необходимые меры, «чтобы избегать каких-либо случаев скандальной огласки, каких-либо деяний, затрагивающих права именно французских граждан».
В ноябре заведующим заграничной агентурой стал А.А. Красильников, дипломатическое назначение которого должно было служить прикрытием для его действительной роли и связи с Министерством внутренних дел, а значит, с полицией. Красильников был отставным кавалеристом, оставившим службу в 1901 г.; он жил в Париже и не имел никакого дипломатического или полицейского опыта. Однако он раньше служил под началом генерала П.Г. Курлова, позднее занявшего пост товарища министра внутренних дел. Начальник и подчиненный стали друзьями. По-видимому, именно это послужило причиной назначения Красильникова. В то же время в Париж была прислана целая группа опытных агентов, ранее служивших в охранных отделениях империи и в отделе охраны при императорском дворе (им было строго наказано между собой не общаться).
Понимая, какое влияние имели антиимперские выступления Бурцева на французское общественное мнение, Красильников совершил почти невозможное: он нашел влиятельного и корыстного редактора, который согласился за разумное вознаграждение печатать в своей газете хвалебные статьи о России. В конце декабря Красильников сообщил, что пытается договориться с влиятельными сотрудниками двух крупнейших парижских газет «Ле Матан» и «Ле Журналь».
Красильников называл имя редактора «Ле Журналь» (ежедневной газеты, выходившей тиражом около миллиона экземпляров) — М. Летелье, но предупреждал, что один человек не в силах задать определенную ориентацию всей газете. К сожалению, Летелье неоднократно говорил об угрозе «des bombes dans les bureaux» (взрыва редакции), если он оскорбит местных революционеров, и о необходимости «возмещения» недоплаченных ранее 60 тыс. франков для восстановления сотрудничества. Дело состояло в том, что во время переговоров о предоставлении французского займа России за статьи проимперского содержания «Ле Журналь» платили минимальную плату — из расчета 2 франка за строку (всего 15 тыс. строк), в то же время посольство платило 6 франков за строку газете-конкуренту «Ле Матан». В ответ на эти «невозможные» требования со стороны «Ле Журналь» Красильников заметил, что будет гораздо выгоднее целиком купить газету.
Через два дня Красильников писал в своем донесении, что он ничего не говорил о финансовой стороне дела во время предварительных переговоров с газетой «Ле Матан», но во время второй встречи главный редактор дал ему понять, что в их переговорах заинтересованы наверху; это означало, что речь пойдет о весьма «круглой сумме». Красильников рассчитывал на появление в газете статей с большим количеством фактического материала, которые будут отражать точку зрения французов и развенчают революционеров. Очевидно, что стороны так и не смогли договориться — настолько несовместимы были их минимальные требования. Вполне возможно также, что французские журналисты просто решили посмеяться над несуразными предложениями русских.
Дополнительной заботой Красильникова была необходимость следить за врагами среди эмигрантов, и в середине 1910-х годов он полностью избавил посольство от присутствия русских внешних агентов, наняв целое французское детективное агентство и поручив его сотрудникам вести все необходимое наблюдение и слежку. Кроме того, он запретил тайным сотрудникам получать или посылать корреспонденцию через посольство, даже просто заходить в посольство по какой-либо причине.
Необходимость полагаться на детективов, которые не находятся непосредственно у него в подчинении, заставила Красильникова сомневаться в качестве собираемой ими информации, поэтому он старался завербовать новых осведомителей среди французских граждан. В июне 1912 г. Красильников сообщил в Особый отдел, что у него на примете есть некто В. Белый, издатель русскоязычного «Парижского листка» — ежедневной газеты, которую Красильников считал «несомненно вредной» с точки зрения ее влияния на «заграничные эмигрантские круги». Красильников пришел в редакцию «Листка» как частное лицо, имеющее некоторые связи с Петербургом, и завел с Белым общий, ни к чему не обязывающий разговор, говоря о том, что редактор мог бы оказать «необходимые услуги» имперскому правительству. В ходе разговора, однако, выяснилось, что шпион из Белого вряд ли получится, что «в революционной борьбе он никогда никакого участия не принимал, ей… совершенно не сочувствует и ею не интересуется, потому и осведомленности о таковой не имеет». Белый признался, что публиковал в «Листке» статьи радикального толка только потому, что журналисты-революционеры обходились ему очень дешево.
Когда Красильников заговорил о публикации в «Листке» статей, благоприятных для российского правительства, Белый отвечал, что это будет стоить 50 тыс. франков в год. Красильников никак не среагировал на подобное предложение, и тогда Белый резко сбавил цену до 10 тыс. франков или даже меньше. Что произошло дальше, неизвестно, но похоже, что все это дело было затеяно Красильниковым не всерьез.
При этом донесение, отосланное заведующим заграничной агентурой в Департамент полиции за тот месяц, было составлено в обычном официальном тоне. Говоря о том, как дорого обходится содержание внутренних агентов и детективов, и указывая на дополнительные расходы, связанные с вербовкой осторожных местных чиновников, Красильников очень просил начальство увеличить его фонды (эта просьба будет в дальнейшем неоднократно повторяться).
Вместо денег полицейские чиновники послали Красильникову внутреннего агента, от которого они хотели избавиться, — некоего А.И. Литвина, который начал служить в охранке в 1904 г. в Варшаве. Неприятности начались в 1910 г., когда в Министерство внутренних дел поступила жалоба от еврейки Луцкой о том, что Литвин «с целью вымогательства 1000 руб. денег