По вечерам они вместе смотрели фильмы. Ивэнь тянулась, чтобы достать с полки диск, и протяжным голосом произносила: «И-и-и-и!» Она присаживалась на корточки, чтобы вставить диск в проигрыватель и нажать кнопку, и издавала звук «пи-и-и-и-ип!». Иногда я не выдерживаю и спешу тебе на выручку. Ты такая милая. Французские фильмы мы смотрим вприкуску с пирожными-макарон, английские – под булочки, а русские заедаем мармеладом. Мы лакомимся сахарной ватой, похожей на хлопок, разгрызаем твердые грецкие орехи, но потом я словно бы пробуждаюсь ото сна и то и дело проглатываю вопрос, который готов выпалить: «Кто мы с тобой друг другу?» И только во время фильмов о Второй мировой войне нельзя ничего есть.
Мне нравится ходить с тобой за кофе в твои любимые кофейни. Когда владелец кофейни зачерпывает кофейные зерна, ты заправляешь прядь волос за ухо, вдыхаешь аромат кофе и с бесконечным восторгом восклицаешь: «Это же чистый мед! А тут ореховая нотка! Это “Трюффо”! А это “Кесьлёвский”!» Мне хотелось сказать: «Да, а еще есть “Бунюэль”, “Гандам”». В этом мире полно сортов, которые вполне приятны на вкус и прекрасно продаются. Я хочу от имени мира извиниться перед тобой, возместить тебе украденные шесть лет. Мне нравится, что по ночному рынку ты бродишь даже с большим интересом, чем туристы, а пот на твоем лице мне кажется не потом, а росой.
Мне нравится, как ты присаживаешься на корточки и изучаешь игрушки гасяпон[79] в автомате, а длинная юбка волочится по полу, словно безмятежный сон. Нравится, как ты сжимаешь в кулаке шесть монеток по десять юаней, пока ладонь не вспотеет, но так и не можешь решить, какая же игрушка выпадет, а потом мы вытаскиваем ее на спор; кто проиграл, тот покупает выигравшему бабл-чай. Мне нравится, что ты задолжала сотни чашек бабл-чая, но никогда не обещаешь вернуть долг. Вот только каждый раз, когда владельцы заведений говорят, что у меня очень красивая девушка, мое сердце вспоминает, что ему больно. Мне нравится, что дома, когда ты носишь очки, толстые линзы против близорукости искажают лицо так, что образуется впадина. В детстве, когда я читал книжки, то в том месте, где объяснялось, почему в воде преломляется соломинка, предпочитал не разбираться, а просто поверить, что все легко преломляется, а потом это преломление легко восполняется. Мне довелось видеть корочки в уголках твоих глаз по утрам, слышать, как ты спускаешь воду в туалете, вдыхать запах твоих потных полотенец, доедать то, что ты не доела. Я знаю, что ты берешь с собой в кровать маленького игрушечного барашка, но понимаю, что я пустое место, просто я тебя очень люблю.
Господин Маомао похлопал по дивану, думая, что это тени в складках, но оказалось, что это длинные волосы Ивэнь. Легонько накручивая прядь на палец, можно сделать двенадцать витков. Мне нравится, когда ты на японском говоришь: «Я вернулась». Но еще больше мне нравится, когда ты говоришь: «Ты вернулся!» Но больше всего мне нравится симметрично раскладывать ножи, вилки и палочки для еды, расставлять тарелки и чашки. Мне достаточно хотя бы в этом стать парой.
После того как Го Сяоци выписали из больницы, она тут же разместила на интернет-форуме пост, в котором назвала Ли Гохуа по имени. Она рассказала, что в выпускном классе Ли Гохуа и Цай Лян вступили в сговор и обманули ее, а она была настолько малодушной, что поддерживала «такие отношения» с Ли Гохуа на протяжении двух или трех лет, пока Ли Гохуа не променял ее на новую девочку.
Когда они были с Ли Гохуа, то Сяоци думала, что, даже если ее боль равномерно распределить между всеми жителями планеты, то все будут задыхаться от боли. Она не могла себе представить, что не первая и не последняя.
Сяоци с детства нравилось смотреть записи судебных заседаний по особо важным делам ФБР. По меркам ФБР убийство семи человек считалось массовым. А самоубийство семи маленьких девочек? Нажимая кнопку «Опубликовать», Сяоци думала только об одном: это должно прекратиться. Ежедневно на форуме бывает полмиллиона посетителей, и вскоре появились ответы на ее пост. Но совершенно не такие, каких она ожидала.
«То есть ты вытянула из него кучу бабла».
«Поменял тухлую рыбку на юношеские прыщи».
«Быть учителем на подготовительных курсах очень круто».
«Отвали, третья лишняя».
«Бедная жена учителя».
«Пост написал студент, который метит на место преподавателя подготовительных курсов!»
«Это ж классно, когда в тебя засаживают».
Каждый такой ответ словно бы протыкал Сяоци ножом.
Оказывается, людям не хватает воображения, чтобы осознать чужие страдания. Довольно банальный сюжет – богатый и влиятельный мужик, молодая красивая девушка, заливающаяся слезами жена – казался скучным. Годится разве что для дешевенького сериала, который показывают в восемь вечера, поскольку люди не хотят признавать, что в мире существуют нечеловеческие страдания. Даже смутно осознавая положение вещей, люди будут с удвоенной силой все отрицать, в противном случае их маленький мирок покажется подлым. В наш век, когда все наперебой называют себя неудачниками, никто не признается, что в мире есть группа девушек, которым реально не повезло. На самом деле эта минорная боль – оборотная сторона счастья: каждый сидит и наслаждается небольшой дозой счастья с небольшим количеством боли вприкуску, но когда ему под нос суют обнаженную боль, то счастье выглядит уродливым, а боль – несерьезной.
Длинное сообщение напоминало казнь «тысячи надрезов»[80], на которую обрекли Го Сяоци, хотя преступление совершил учитель и труп ее остался у него в квартире. Цай Лян сообщила Ли Гохуа, что в интернете появился такой-то пост. Ли Гохуа прочел и мысленно составил короткий список подозреваемых. Цай Лян попросила провести проверку, в результате которой выяснилось, что это дело рук Го Сяоци. Ли Гохуа рассвирепел. За двадцать лет ни одна девчонка не осмеливалась так с ним поступать. Руководство подготовительных курсов тоже начало задавать вопросы. «Я тебе покажу небо в алмазах!» Когда Ли Гохуа пришла на ум эта фраза, он рассмеялся из-за ее сходства с репликами из дешевого гонконгского полицейского боевика.
Несколько дней спустя Цай Лян сказала, что Го Сяоци все еще отвечает на сообщения к своему посту, якобы ее соблазнили и она только что поняла, зачем Ли Гохуа силой всучил ей сто тысяч тайваньских долларов. Ли Гохуа сидел напротив Цай Лян. Диван был такой мягкий, что в него можно было провалиться, словно в зыбучие пески. Он наблюдал, как ноги Цай Лян равнодушно подергивались. Дизайнерские туфли, которые Ли Гохуа купил ей, то ли чиркали по полу, то ли брыкались. Ее правая нога обвила левую, правая икра была кокетливо напряжена, и на недавно выбритой коже проклюнулись волоски, напоминавшие щетину. Ли Гохуа подумал, что в Гаосюне у него сейчас никого нет и каждый раз, когда он едет в Тайбэй повидаться с Фан Сыци, борода растет особенно быстро. Гормоны или что-то такое. Ох, если бы был еще кто-то, уж очень не хотелось задействовать Фан Сыци. Он подумал о ее маленьких грудках, которые царапала его щетина, сначала сдирая белый слой эпидермиса, под которым тут же наливались красные подтеки. Все равно что рисовать пейзаж киноварью на полупрозрачной фарфоровой заготовке. Эти глупые девчонки, которые осмеливаются что-то вякать после того, как все уже случилось. Его никто не понимает. Даже Цай Лян хочет запереться в ванной и нанести пену для бритья. Если сложить вместе все понимание мира, то даже его щетина понимает его лучше других. Она рвется вырасти из щетины в настоящие волосы. Ли Гохуа вспомнил те времена, когда был нищим выпускником и с трудом наскребал денег, чтобы питаться три раза в день. Он не позволит какой-то идиотке разрушить свою карьеру.
