Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
окон породил легенду, что его задумал Алексей Бестужев-Рюмин, канцлер, чтобы подольститься к императрице Елизавете. Она захватила власть как раз в день памяти Климента Папы Римского. А раз заказчик – канцлер, то и автор проекта – главный архитектор Петербурга Пьетро Трезини. Скорее всего, это легенда. Московские купцы имели средства строить огромные храмы, а московские архитекторы – достаточно таланта, чтобы эти храмы потрясали нас спустя 300 лет. Церковь Климента возведена в 1769 году архитектором Алексеем Евлашевым, на деньги Кузьмы Матвеева. Матвеев владел несколькими заводами в Москве и на Урале, и у него был табачный откуп в Москве. То есть весь московский табак продавал Матвеев. У Матвеева дом был огромный, как раз напротив восточного фасада церкви. Это самый красивый фасад – чтобы храмоздатель любовался.
За рекой в Замоскворечье домов было мало – не было мостов. Как говорится, «за морем телушка – полушка, да рубль перевоз». Переправы были наплавные, понтонного типа, или как еще говорили в XVIII веке, – плашкоутные. Наступали периоды (в распутицу), когда в Замоскворечье было не добраться. Поэтому вокруг Кремля – палаты, а за рекой – сады, огороды, выкупленных из ордынского плена селят. И хотя с XVII века оседлали Москву-реку каменные мосты, традиция осталась: Замоскворечье – не престижный район. Зато тут охотно селилось купечество.
В Климентовском переулке стоит усадьба Петра Губонина (Климентовский пер., 1, стр. 1). Отсюда он руководил строительством конно-железных дорог в Москве и возведением храма Христа Спасителя. А самый большой вклад Губонина в развитие Москвы – строительство Комиссаровского технического училища. За финансовую помощь в организации политехнической выставки Губонин получил дворянство и выбрал девиз для герба: «Не себе, а Родине». Во время одной из встреч предприниматель поднес императору Александру II серебряную чернильницу с изображением народов России и надписью: «От бывшего крестьянина, ныне твоею милостью действительного статского советника Петра Губонина». Говорят, подарок не затерялся, а украшал царский стол. Усадьба Губонина многократно перестраивалась, сейчас ее занимает высшее учебное заведение.
Климентовский пер., 1, стр. 1
Губонин был истинно «замоскворецким» типом. Миллионер, построивший почти десяток железных дорог и с капиталом в несколько десятков миллионов рублей, ходил в старом картузе и сапогах бутылками. Звезды орденов Станислава и Анны надевал на старинный долгополый сюртук. Повадки его были старорежимными и оригинальными. В Петербург по делам он ездил в отдельном вагоне, где всю ночь с другом-компаньоном Василием Кокоревым играл в карты и пил шампанское с огуречным квасом. Затем в своих смазных сапогах, в кафтане, с мешком серебра шел в министерство. Начиная от швейцара и курьеров, со всеми сердечно здоровался и раздавал серебро сообразно достоинству. Кому в руку, кому в запечатанном конверте. Так беспрепятственно добирался до министра. Приезд Петра Губонина был для всего министерства праздником, сравнимым с Рождеством.
Фрагмент иллюстрации из книги «Наши знакомые. Фельетонный словарь современников». Автор сборника – В.О. Михневич (1841–1899)
Драматурга Александра Островского называли «Колумбом Замоскворечья», поэтому есть устойчивое мнение, что он жил в Замоскворечье. Островский, действительно, вырос за рекой в купеческом Замоскворечье, но затем тридцать лет, в пору становления и расцвета своего таланта, прожил на берегу Яузы в Большом Николоворобинском переулке. Деревянный дом, про который писатель говорил: «Дом был очень удобен для того, чтобы простудиться, и очень неудобен, чтобы писать и даже думать», не сохранился. Но сохранился дом в Замоскворечье, где писатель родился. Там и решили организовать мемориальный музей Островского (Малая Ордынка ул., 9/12, стр. 6). Правда, Островские снимали квартиру именно в этом доме не долго. У отца писателя появились деньги, и он построил неподалеку собственный дом. Затем семья еще несколько раз поменяла адреса и, когда будущему драматургу было 17 лет, перебралась на Яузу, где отец построил несколько домов.
Островский в бытовом плане жил по-разному. В доме отца, успешного судейского чиновника, в достатке. Затем Александр сошелся с соседкой простого мещанского звания, взял ее в жены, и отец перестал его поддерживать. Долгое время у драматурга не было даже своего письменного стола, кроме того общего, на другом конце которого пристраивалась кроить и шить жена. Бумаги Островского хранились в комоде среди платья или в конторке в спальной. Как-то один историк попросил рукопись пьесы в коллекцию. С конторки сняли запылившийся бюст Гоголя, отодвинули конторку от стены, раскрыли створки. Поднялось такое облако пыли, что чихнули посетитель, гений и двое ребятишек за перегородкой. В последние же годы жизни Островский стал театральным генералом: заведующим репертуарной частью московского отделения императорских театров. А это казенная квартира, швейцар, секретарь…
Пятницкая ул., 33–35, стр. 1
© LUNYANSKI PIT Shutterstock.com
Островский любил колоритное Замоскворечье: «У нас никогда по моде не одеваются, это даже считается неблагопристойным. Мода – постоянный, неистощимый предмет насмешек, а солидные люди при виде человека, одетого в современный костюм, покачивают головой с улыбкой сожаления; это значит: человек потерянный. Будь лучше пьяница, да не одевайся по моде». При этом дома заказывали лучшим – модным архитекторам. Владелец бумажной фабрики Трифон Коробков поручил перестроить свой особняк архитектору Льву Кекушеву (Пятницкая ул., 33–35, стр. 1). Дом для предпринимателя архитектор создал в 1894 году, и журнал «Строитель» сразу же написал, что эта работа может считаться одною из лучших среди множества исполненных Кекушевым в Москве построек.
От музея Островского через двор церкви святителя Николая Чудотворца Мирликийского в Пыжах можно выйти на Ордынку. Церковь получила название по раскинувшейся вокруг стрелецкой слободе. В середине XVII века стрелецким полком командовал полковник Пыжов, при нем в 1657 году стрельцы и построили в камне Никольский храм (Большая Ордынка ул., 27а/8, стр. 1). Это образцовая постройка русского узорочья: с богатыми наличниками, ребристыми карнизами и пятиглавием на пирамиде кокошников. Возможно, прогулки Анны Ахматовой возле этого храма, тогда закрытого, вылились в стихотворение «Стрелецкая луна, Замоскворечье, ночь».
Большая Ордынка ул., 27а/8, стр. 1
На Ордынке есть примечательное место. Подходишь к этим воротам и ощущаешь особую атмосферу. Кресты, загадочные ниши, низкие скромные входы… Что бы ни размещалось в этом комплексе в советское время: поликлиника, кинотеатр, реставрационные мастерские, москвичи знали – здесь была Марфо-Мариинская обитель. Архитектор Алексей Щусев сделал так, чтобы с первых шагов мы понимали, куда попали. Это не совсем монастырь. Здесь служат в первую очередь людям. «Помогать больным и бедным, утешать находящихся в горе и скорби» – этими строками
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
