оставшиеся два конца по метру свисают свободно поверх куртки же. Красота и стиль видны издалека. Короче говоря, сегодня на дискотеке кто-то поразит окружающих бессмысленным писком моды, заработает свои пять минут славы. Очередные. А если еще и луноходы надеть вместо обычных кондовых ботинок… Но это уже недостижимая нереальность. На весь город по слухам завезено всего несколько пар, одна из них в нашем классе — и то хорошо. Если бы я был модником, то скорее всего не пошёл бы дальше гардероба. Модная польская куртка и самый длинный в школе шарф позволяют понтоваться около школы и никак не дальше раздевалки. Под курткой непонятные вельветовые «тоже модные» брючки пошива гордых сынов кавказских гор, то есть цеховой самопал, трикотажный батник с пугевицами «Монтана», отштампованными настолько оригинально, что русское слово «пуговицы» к ним клинически не подходит. Ну и замшевые кроссовки до кучи, отпечатанные на той же типографии, что и штаны с батником. Если свет в зале не включат, если близко никто не подойдёт, то вполне ничего видок. Как минимум, я не в школьной форме.
Думаете, меня мой костюм напрягает? А вот и нет. Тут провинция, тут как всё устроено: школа, город, круг общения — это всё стартовая локация. Многие это уже поняли, потому не переживают из-за унылых товарищей, панельных домов и всего прочего, которое кажется ярким и весёлым только в пору пионерского детства. Тех, кто планирует всю жизнь прожить в «милом сердцу уютном маленьком городке, где все всех знают» много, и большинство из них в девятый класс не пойдет. А после десятого прямая и логичная дорога в институты. Которых нет в нашем Верхнепупинске. А дальше перед тобой открыты все пути, так пока принято считать. В восемьдесят четвертом выпуск из школы, в восемьдесят девятом девушки заканчивают вышку и попадают под распределение. Мальчики думают, что тоже попадают, но нет. У них впереди служба в славных рядах Советской Армии или не менее героического Военно-Морского Флота. Прямо со второго или даже после первого курса, я помню. А когда они закончат эти свои институты, то распределение уже расползётся как прелая тряпка. А потом и страна.
Я потому и стараюсь не думать про будущее, потому и не стремлюсь в институт, что там впереди нет ничего такого, о чём стоит думать. Живу вот этими маленькими заботами этого юного тела — так проще, спокойнее. А строить серьёзные планы на жизнь — не в нашем мире, не в это время, не в моей стране. И так счастлив до опупения, что в те страшные и интересные времена меня смогла прокормить та профессия, которой я не собираюсь изменять, живя по второму кругу.
«Кто не в курсе — у нас в школе есть актовый зал. Зальчик с креслами как в кинотеатре и даже с дыркой в задней стене для показа фильмов. В нем могут поместиться сидя три-четыре класса. Так что все мероприятия формата больше междусобойчика, да еще и с двигательной активностью проводятся в спортзале. А вот спортзал у нас великолепный! Там потолки такие высокие, что редкая птица долезет по канату до потолка, и даже пацаны не все долезают. У кого-то к середине каната кончаются даже не силы, а мужество смотреть вниз. Один как-то застрял на физкультуре чуть выше середки, вцепился в резиновое покрытие ложноножками — и всё. Другие пацаны даже стряхнуть его пытались как кота с дерева — какое там! Будущий космонавт еще сильнее вжался в канат, так что снять его смог только физрук. Он воспользовался заклинанием под названием 'акустический удар», еще и усилил его таким смачным матюком. Главное что? Главное, что сработало тогда.
Просторный светлый зал с зеркальной стеной для обучения танцам, со станком для балерин и красивым чуть не профессиональным бревном для художественной гимнастики… Шеф настяжал для своей школы кучу всяких ништяков, которыми никто не пользуется, зато можно показать проверяющим и гостям из… откуда-нибудь. Хоть кубинским гостям, если они вдруг приедут. Но даже чехи не едут, если только я не забыл. Почему чехи? Городок наш хоть и шибко провинциальный, зато побратим с чехословацким городом Мартин. Какие это даёт плюшки, я не в курсе, но факт такой есть'.
К чёрту чехов со словаками, я про зал рассказывал! Светлый — это нифига не плюс для дискотеки. Огромные окна впускают в зал много света, но не сейчас. Вечером тридцать последнего октября на улице темно как в… в каморке папы Карло. Самопальные мигалки мигают в такт своему пониманию о том, как им нужно мигать. Мощный и грязный звук носится по полупустому залу, создавая стойкое эхо, динамическое эхо, а еще эхо, наложенное само на себя… Короче, круто! Старшие школьники рады, в зале есть всё, чего так жаждут их организмы: темнота, мигание, звук. Можно дрыгаться и дёргаться. Прыгать нельзя, прыгать — это колхоз. Я незаметно попадаю под влияние всех этих факторов и начинаю конвульсивно подёргиваться вместе со всеми. Вместе, да не очень. Элементы техно-попа, брейк-денса, хип-хопа и еще что-то из грядущей эпохи пробиваются, выделяя меня в толпе. Сильно выделяя — народ даже немного подался в стороны. То ли чтоб не мешать мне, то ли чтоб им было лучше видно. Не замечая этого, потихоньку иду вразнос. До нижнего брейка не дойдет, я его тупо не умею, но амплитуда, резкость движений, удаль молодецкая — всё это потихоньку повышает градус моего отрыва. Да и хрен с ним, «Ра-Ра-Распут и н, рашен крейзи лав-машин!», умеют товарищи черные немцы из группы «Бони-М» подогреть мозг! Слава богу, песенка закончилась фразой «О, бэд рашенз…», можно выдохнуть.
— Вот же суки американские, русские им плохие! — Прокомментировал какой-то спец по английскому языку.
— Парень, ты два раза не прав. Они не американцы, а немцы. И слово «бэд» в английском языке имеет второе значение: потрясные, отпадные.
— Пацан, ты гонишь! — Разглядел говорящего — старшеклассник из старшеклассников, чуть ли не из десятого чел. — Черных немцев не бывает. Черные только в Африке или в Америке.
— Зуб даю, «Бони-М» — из Западной Германии. Там вообще теперь полно арабов и негров.
— На Западе негров угнетают.
— Угу, унижают пособиями. А негры прикидывают хрен к носу и выбирают, что лучше быть униженным в Европе, чем свободными и голодными в Африке. Они ж дикари там все!
— Ты, кстати, откуда знаешь про перевод песни и про боников?
— В газете писали. — Это аргумент. Поди докажи, что не писали, презумпция невиновности работает на меня. Сейчас можно любую хрень ляпнуть, и сказать, что так и было. И вообще, в газете неправду не напишут. Возьми любую — орган печати не КПСС, так ВЦСПС или ВЛКСМ. Стоишь такой, читаешь, впитываешь истину. А по факту держишься за орган.
Толчок в плечо сбивает меня с темы разговора. Кто-то вместо того, чтоб извиниться за доставленное неудобство тянет меня за рубашку. Поворачиваюсь, не делая слишком резких движений, чтоб не порвать одежду — Евсюков собственной персоной, и даже без гипса!
— Сашка, ты! Давно не виделись! Ору сквозь грохот следующего трека. — Гипс сняли, клиент отъехал⁈
— Пошли выйдем.
— Народ! — Машу одноклассникам, чтоб кучковались вокруг меня, — Пошли в фойе, будет свидетелями, как Евсюк меня бить станет! Опять.
— Какого ты творишь! Один на один пошли!
— Ты один не умеешь, Евсюк! Ты ссыкло и гнида! Буду тебя на пинках гонять, пока из школы не свалишь.
Пробираемся группой из зала. Маленький коридорчик, и уже фойе. Евсюков идет первый, его впечатлила моя речь, он уже не боится, что я трусливо сбегу. Тем более, куча пацанов кругом. «Да, пацан, ты конкретно встрял! Как в тот раз ударил в нос походя, так и встрял. Не будет тебе ни чести, ни славы, не честного поединка» — я для себя это давно определил. Около входа в зал торчит несчастный дежурный из числа десятиклассников. Его задача — отсеивать мелких из средних классов и чужаков из других школ или выпустившихся из восьмого класса. А то любителей вернуться в родную школу, показать свою крутость и независимость хватает. На усиление дежурному должен стоять кто-то из учителей, но он сейчас в фойе, стоит у самого выхода, отдыхает ушами от грохота. Вот и чудно! Чуть разгоняюсь и подошвой правой ноги наношу прямой удар в задницу Евсюка. После такого удара удержаться на ногах нереально. Пацан летит стрелой вперед, но не падает кулем, а группируется и практически кувырком уходит от возможного
