Тот кивнул, спокойно выдержав взгляд.
— Мы в этой ситуации бессильны. — приняв решение, светловолосый резко кивнул черноглазому. Тот отошел и слился с толпой. — Наказать надо, но не нам. Придется тебе самому.
— Я понял. — сипло прошептал парень.
Я нервничала все сильнее. Что-то шло совсем не так, но я не могла понять, что.
— У тебя остается выбор. — напомнил светловолосый. Паша снова кивнул, глянул на меня — серая радужка, почти серебряная — и опустил глаза.
— Уведите девушку. — распорядился черный. Я увидела протянутую руку и шарахнулась в сторону. Нет, только не сейчас!
Сзади тут же перехватили в захват, прижав руки к телу. Я закричала, замолотив ногами в воздухе, пока меня осторожно несли к выходу сквозь казавшееся бесконечным скопление тел.
Спины сомкнулись, отрезая меня от Паши.
— Пожалуйста, отпустите. — бормотала я, выворачивая голову назад и силясь хоть что-то разглядеть. Слезы стекали за шиворот, я дышала, как выброшенная на берег рыба, но кольцо рук ни на секунду не ослабло, и даже шаг не сбился. — Пожалуйста. Я должна быть там.
Дверь в мою квартиру распахнулась сама. В ту секунду, когда меня перенесли через порог, внутри что-то бесшумно оборвалось. Как будто до сих пор я держала конец веревки, уходящий в пропасть, держала так давно и прочно, что пальцы окаменели и перестали замечать усилие, а теперь вдруг веревка ослабла, лишенная груза. Не хватало только затихающего внизу крика, мечущегося эха и глухого удара.
Я обвисла, перестав сопротивляться.
Когда-то меня смешили слова о том, что жизнь разделилась на до и после. А теперь такие ситуации случаются снова и снова. Только я распрощалась с Вадимом и пошла дальше, как снова преграда, и снова делит, и все, что до, уже покрывается пылью и тускнеет.
Глава 21
Глава 21.
— Нет, я пока не могу приехать. — я раздвинула шторы, прижимая телефон к уху, и распахнула створку. Свежий, наполненный запахами подтаявшего снега и влажной земли ветер ворвался в квартиру, парусом надув легкую ткань. Солнце заставило прищуриться.
Мама огорченно вздохнула.
— Я тебя уже четыре месяца не видела, даже на Новый год не приехала. В чем дело? Из-за развода?
— Ни в чем. Сама знаешь, с тобой я готова видеться в любое время, но не с ним. — отрезала я. — Да и развод тут ни при чем. Да и работа сейчас… Ладно, я вечером перезвоню, хорошо? Занята.
За окнами стоял непрерывный птичий гвалт.
Четыре месяца. Март.
Я закрыла глаза и подставила лицо подзабытому за зиму солнечному теплу.
Новый год я встречала в одиночестве, закрывшись на все замки. К тому времени у меня не осталось страха перед чем-то сверхъестественным, что могло бы случиться. То есть все это пугает, понятно, но теперь я с отчаянием ждала хоть чего-то, хотя и отчаяние уже почти ушло. Но я невольно продолжала ждать.
Какого-то знака, хотя бы капельки тех странностей, которые изменили мою жизнь в ноябре.
Я не дождалась ровным счетом ничего. Последним напоминанием остались подснежники, осыпавшиеся бурыми лепестками под вечер того самого дня, когда меня закрыли в собственной квартире.
Замок отказывался открываться, ключ застревал, не проворачиваясь, телефоны молчали. Я снова и снова пыталась открыть дверь, пока не поняла, что никто меня отсюда не выпустит. Села прямо на пороге, прижавшись спиной к прохладной обшивке, и приготовилась ждать.
Ближе к ночи ожили телефоны, а от цветов осталась только горстка странно пахнущих искореженных листьев, развалившихся в пыль от моего дыхания. Глядя на темную взвесь, медленно опускающуюся обратно на клеенку, я с отчаянием поняла, что это — конец.
Все, что было, можно так же смахнуть тряпкой в мусорное ведро, вымыть стакан, закрыть стеклянную дверцу шкафа и забыть. Проблема в том, что забыть было не так уж просто. На некоторое время я выпала из реальности, ощущая какую-то чужеродность ко всему, что окружало меня.
Как можно жить вот так, даже не зная, что происходит? Я сидела на подоконнике и разглядывала людей, у которых была жизнь и цель, которые куда-то шли, озабоченные своими проблемами, у меня же даже проблем и тех не осталось.
Точнее, никуда они не делись, но под гнетом камня на сердце съежились и стали совсем незначительными. У меня ушла примерно неделя, чтобы начать спать по ночам и понять, что я веду себя как ненормальная.
Было и было. Никому не станет лучше, если я всю жизнь просижу в четырех стенах. И уж точно мне за мои страдания никто ничего не принесет на блюдечке. Зато теперь у меня точно есть понимание, чего и как я хочу, пусть все это уже в прошлом, но на меньшее я уже не соглашусь, хватит. Проблема сказочной любви оказалась весьма прагматична — и на кого теперь смотреть, если все намного хуже, чем он? Хотя и ему до идеала еще расти и расти…было.
На завод меня все-таки взяли, с некоторыми заминками и недоуменными переглядываниями. В глазах сквозила легкая неуверенность, но звонок с предложением занять одно из руководящих постов все посчитали странной шуткой. Правда, в ней никто так и не признался.
Я оформила медкнижку, почти без удивления узнав, что навсегда распрощалась с небольшой близорукостью, гастритом и еще парой болячек, сопровождавших меня всю жизнь. Благодарность испытывать получалось, но не удивление.
Предложили должность оператора-наладчика производственного оборудования, что с моим программированием было связано хотя бы посредством наличия программного управления на этом самом оборудовании. Два месяца обучения на практике, и теперь я официально трудоустроенная рабочая единичка, 2/2 вываливающаяся из автобуса на территории предприятия и зевающая во весь рот. Работающих на заводе мужчин, которых там было нимало, я без зазрения совести сторонилась и обрывала все попытки наладить внерабочее общение. Обнаружила, что никакого испуга от чужих прикосновений тоже не осталось, я спокойно могла повернуться к человеку спиной или сама дотронуться до него, но это тоже оказалось неважным.
Кошмары со сценами детства отправились в ящик «неактуально». Больше меня ничего не мучило. Все драматичные моменты слились в один не очень качественно смонтированный фильм и почти забылись, видимо, их тоже вытащили. Выходит, врал он все-таки не во всем.
Мысли о том, что наказанием была смерть, я гнала от себя как могла. Это было просто нечестно, нелогично и неправильно, и верить в такую мстительность мне не хотелось. Но то ощущение внезапного обрыва, потери, пустоты внутри…
Проще было считать, что он уехал. Просто уехал по своим, недоступным моему пониманию делам. Ничего такого.
На развод я подала в январе, как только Вадима выписали из больницы. Встретила его в торговом центре, сразу после новогодних выходных — именно в это время меня опустило окончательно и я могла получать какое-то удовольствие от прогулок и бездумных блужданий по магазинам.
