— Только я не помню названий наших городов и буду выдумывать, хорошо?
— Да мне все равно.
— Мюнхен, — с улыбкой начала игру Еления.
— Нарх, — скривился Ник.
— Хельсинки.
— Иркусх.
— Хьюстон.
— Нирих.
— Ханчжоу. У тебя все города на «х» заканчиваются? Мне так сложно.
— На севере нашей империи большинство городов заканчиваются на «х», только ты забыла это своей дурной головой, — тут же враждебно ответил Ник.
— А вот грубить не нужно, а то я уйду и не вернусь, — сказала девушка.
— Ой, напугала! И вали давай. Очень надо с тобой дурью маяться.
— Ну ты и грубиян, — окончательно возмутилась Еления.
— А ты... ты... настоящая уродина!
На следующий день Еления снова не выдержала и заглянула к Никасу. Тот лежал и просто смотрел в потолок, при виде же девушки потухшие большие глаза ожили.
— Ты пришла играть? — пытаясь скрыть радость, спросил ребёнок.
— Ну, если ты не будешь грубить, то возможно, — нейтрально ответила Еления, заходя в палату и настороженно наблюдая за Ником.
— Я постараюсь, — сдержанно пообещал тот.
— Постараешься не грубить? — на всякий случай уточнила Еления.
— Ну да. А что ещё? — насупился мальчик.
— Давай в названия цветов играть? — предложила Еления.
— Также как в города?
— Угу.
— Только теперь я начинаю, поняла? — высокомерно заявил Ник.
— Не «поняла», а «можно я начну», — спокойно поправила его Еления.
— Иди к демонам! Как хочу, так и говорю! — грубо ответил Ник, возмущённо сверкая на неё зелёными глазами.
— Иди ты сам к своим демонам, грубиян! — возмутилась девушка, вставая со стула, на который уже успела присесть.
— Иди отсюда! Ты уже мне надоела! И больше не приходи!
Вот так странно и начиналась тогда их дружба.
Сестра Мадлен, заметив ее интерес к Никасу, осторожно заметила, что он сложный ребёнок.
— Он напоминает мне маленького Рона Аверина. Тому тоже не хватало любви и внимания, и он был, как колючий ёжик, а потом оттаял. Хотя о чем я говорю? Почти все детки такими были. Только Ник никак не оттает.
Еления вздохнула:
— Он такой ужасный грубиян.
— Да, я знаю... И мне иногда ещё грубит... А те игры, что ты предлагаешь Никасу, они простые, незатейливые и в то же время интересные. Это игры твоей Земли?
— Да.
— А ещё можешь вспомнить? Подвижные какие- нибудь? Для других детей.
— Конечно. Я знаю много игр, — улыбнулась Еления.
А потом Ника захотела забрать мама, но он заупрямился и отказался уезжать. Когда она сказала, что у неё больше нет денег оплачивать его нахождение в приюте, он написал письмо отцу, Андрису Йоргусу, тому, что приходил знакомиться, и договорился с ним, что за знакомство и общение с сыном тот оплатит ему пребывание в приюте. Тот согласился и мальчик остался. Еления слышала, как он говорил на прощание роскошной черноволосой красавице.
— Мам, зачем я тебе сейчас? Устраивай свою жизнь, а мне здесь очень хорошо и все нравится, и я не хочу уезжать.
— Как это зачем? Я люблю тебя и скучаю, — ответила со слезами на глазах красавица, обнимая мальчика.
— Мам, ты все равно много работаешь в своём университете, и в школу отдашь меня в обычную, а здесь лучшие учителя провинции преподают. Если ты меня заберёшь, то мы все равно будем мало видеться, а образование у меня будет ужасное.
— Ник, я сама займусь твоим образованием.
— Нет, мам, что я не знаю? Тебе будет некогда и все такое. Оставь меня здесь и просто почаще приезжай.
— Я не хочу заставлять тебя. Подумай ещё, хорошо? А в следующий раз скажешь мне о своём решении.
— Хорошо, мам.
Но своего решения Ник не изменил и остался в приюте.
Глава 29
С тех пор, как девушки подслушали разговор Рона и Марка, Нами не узнавала притихшую подругу, но решила не мешать той разбираться в себе.
С того дня, как Еления сказала ей во время нападения «невидимок»: «Верь мне», она теперь всегда ей верила и знала, что Еля со всем разберётся, потому что она вот такая — смелая, умная, добрая, сильная и самая лучшая подруга. Она появилась полгода назад, а Нами казалось, что она знает ее всю жизнь, даже дольше Лидии и Миры.
И если Еления влюбилась в Рона Аверина, то нет ничего удивительного, потому что как в него не влюбиться? Она и сама давно была неравнодушна к самоуверенному, умному и веселому юноше. К тому же он был по своему очень привлекателен. Не писаный красавец, как Марк, например. Скорее даже его можно назвать некрасивым, но из-за его обаяния и уверенности в себе никто не обращал внимание на его внешность. Тем более умные зеленые глаза были потрясающими, особенно в его знаменитом прищуре, от которого млели многие девчонки приюта, в том числе и Нами.
Нами не ревновала Рона к Еле, хотя и завидовала немного, но не видела в этом ничего плохого — что она не живой человек, что ли?
Она видела, что Еления совсем извелась за эту неделю, и уже сама с нетерпением ждала приезда Рона — может быть тогда Еля оживится?
***
Еления совершенно измучилась мыслями о Роне. Получается, он действительно любил ее и хотел, чтобы она всегда была с ним. Для этого мира те отношения, которые он планировал между ними, были в порядке вещей, нормой, и любая бы была счастлива. Вот, например, Нами. Любая, да, но не она. Возможно, потому что она из другого мира и воспитана на других ценностях.
Мысли об Аверине настолько поглотили ее, что в последнюю неделю она не могла больше ни о чем и ни о ком думать. И вдруг неожиданно для себя пришла к выводу: раз Рон любил ее, а она — его, то ответ очевиден — пока возможно, они должны быть вместе, а потом она исчезнет из приюта, и он никогда не найдёт ее, и не сможет сделать ластаной. Сестра Мадлен обязательно ей поможет — Еления знала, что та не одобряла симпатию Аверина к ней. Наверное, тоже была не в восторге от того, какое Рон планирует для неё будущее.
Скоро у неё день рождения и до совершеннолетия и выпуска из приюта целый год. Целый год, в течение которого она сможет быть счастливой! Немного, но хоть что-то. Жизнь родителей, война, лаборатория доктора фон Дока, эксперименты доктора Оливера Крауфа дали ей один важный урок, который она только сейчас поняла. Жить нужно сегодняшним днём, каждый день стараться быть счастливым, потому что завтра, возможно, никогда не наступит.
На душе стало легко от принятого решения, а с сердца словно камень упал, и, когда к Нами и Еле прибежал запыхавшийся Ник и, еле дыша, пробурчал:
