Сначала ехали молча. Богдан смотрел вперёд на дорогу, изредка бросая взгляд на гостей в зеркало заднего вида. Женя в эти моменты подбиралась, натягивалась как струна, делала вид, что увлечена окружающими просторами, сынишкой, содержимым карманов. Страшно нервничала, казалось, сердце остановится или, наоборот, взорвётся, не выдержит скорости ударов. Хозяин авто ничего не делал, лишь иногда смотрел, а внутри у Женьки всё переворачивалось, мысли начинали метаться, скакать, как блохи. Тогда она с усердием начинала смотреть в окно, изучать местность.
Надо сказать, пейзаж действительно отличался от того, что когда-либо видела Женя. С одной стороны степь, вдали заканчивающаяся низкими, сколько хватало глаз, протяжёнными горами, с другой – виднелся лес. Тайга? В Женьке просыпался детский интерес.
– Богдан, а там медведи есть? – кивнула в сторону леса, как она думала, тайги.
– Есть, – коротко ответил водитель.
– А как же.
– И волки.
– Ох ты ж, – от неожиданности пролепетала Женя. Что значит волки? Машина ехала по трассе, иногда мелькал неказистый частный сектор, а совсем рядом лес. С волками, выходит?..
– Не бойся, Крош. Твой бочок кусать буду только я, – Богдан подмигнул, подавил смешок. Женя моргала, соображая, что ответить, но вместо колкой пикировки почувствовала, что краснеет…
Глава 43 Провалиться в пучину не то стыда, не то довольства не позволил Тёмка, сообщив, что шестимесячный организм работает, как часы. Недавно он покушал, теперь необходимо сменить подгузник. Убрать последствия сытного перекуса, пока виновник торжества в настроении и не огласил трассу Хакасии возмущённым криком, перепугав медведей, волков, и прочих представителей фауны.
– Богдан, ты можешь остановиться? – пискнула Женя.
– Могу, – он покосился на Артёма, начал перестраиваться вправо, пока Тундра не замерла на обочине.
Привычными движениями Женя справилась с Тёмкой, быстро сменила подгузник. Богдан при этом спокойно подавал влажные салфетки, детский крем, убрал испачканный памперс в полиэтиленовый пакет и отнёс в багажник, ничем не выдав неприятие, если оно и было. Терпеливо подождал, пока Женя усадит недовольного сынишку в кресло – лежать на пелёнке, активно переворачиваться, вертеться юлой, смотреть на мир, сидя самому, без громоздкого кресла и ремней, парню нравилось больше, – и лишь убедившись, что всё хорошо, продолжил путь.
– Извини, – пискнула Женя.
Извиняться не за что, любому известно, дети справляют нужду в штаны. И всё равно неловко получилось. Мысленно Женька отвешивала себе подзатыльники, но иррациональный стыд не проходил, будто это она лично едва не испачкала продуктом жизнедеятельности салон автомобиля стоимостью больше, чем сможет заработать за год… пять лет, а то и больше. Она никогда не интересовалась ценой машин подобного класса.
– За что?
– Ну…
– Крош, вообще-то я не жду, что полугодовалый человек вежливо попросит остановиться у кустов.
– Просто…
– Крош, в чём дело? – Машина снова перестраивалась к обочине, в этот раз свернула на просёлочную дорогу и остановилась. – Крош? – Богдан повернулся всем корпусом и впился тяжёлым взглядом в Женю. – Ты можешь пересесть ко мне? – Женя встрепенулась. – На минуту.
Женя поёжилась от взгляда Богдана, попросту не поняла его. Едва ли он злился, но точно недоволен. То ли ею, то ли Тёмой, то ли ситуацией в целом. Зачем только она приехала, спрашивается? Вздохнув, выбралась из салона, заглянула в уже открытую переднюю дверь, ухватилась за поданную мужскую руку, отмечая краем сознания, насколько она тёплая, крепкая. Немного шершавая.
– В чём дело? – Богдан терпеливо подождал, пока гостья заберётся в салон, устроится, долго ёрзая, наконец-то найдёт место для рук, устроив ладони на плотно сжатых коленях, вдохнёт, выдохнет, посмотрит на водителя, замрёт взъерошенным воробьём.
– Я… – что ответить, когда лицо собеседника так мало выражает, взгляд же прожигает насквозь, пришпиливает к сидению, вынуждая не отводить глаз, перебарывая неловкость, страх, граничащий с отчаянием.
– Это я, Крош, – вдруг улыбнулся Богдан.
Именно так, как улыбался в Москве. На Новый год, наряжая дурацкий молочай, – глупая идея принадлежала Жене, – Богдан поддержал, словно постоянно наряжал на праздник кактусы, проходя третий круг на Рождественской ярмарке, ставя пакет с фруктами на стол. Именно ей улыбался, Жене, она была в этом уверена на сто, двести, миллион процентов.
– Иди-ка сюда, – продолжил Богдан, отчего-то хрипло.
Женя подалась вперёд, тут же оказалась в тёплых объятиях. Вся, целиком. Богдан был везде, вокруг неё. Спереди ощутила твёрдые грудные мышцы. Спиной, поясницей и чуть ниже – крепкие, широкие ладони. Носом – тягучий, немного горьковатый запах парфюма и того, что принадлежало индивидуально Богдану. Своей ладонью, поднявшейся к мужской шее – сильные удары пульса.
– Я рад тебя видеть, – прошептал он на ухо, опалив горячим, Женя машинально подалась к этому дыханию. – Рад видеть тебя и Тёмыча, – добавил, назвав непривычное уху имя, Жене понравилось. Тёмка – для мамы, Ёлки, а для Богдана, мужчины – целый Тёмыч. – Правда, рад.
– Мы не помешаем? – просипела Женя. – Тёма капризничает, плохо спит.
– Не помешаете.
– Ночами плачет.
– Лёгкие разрабатывает, молодец.
– Я серьёзно, – насупилась Женя.
– Если серьёзно, Крош, вы мои гости. Если бы могли помешать, не позвал. Я не самый приветливый и гостеприимный человек, как ты знаешь.
Справедливости ради, Женя это отлично понимала. Она не помнила, чтобы Богдан встречался с друзьями, рассказывал о приятелях. Чаще всего после работы он шёл домой, иногда к Лизе, порой ездил к родителям, к себе же никого никогда не звал, и вряд ли дело в условиях проживания. Просто человек такой – нелюдимый, сдержанный, отстранённый.
– Тебе работать нужно, высыпаться не будешь. И брат… ещё.
– Крош, если станет невмоготу, я найду, где поспать. Целый конезавод в моём распоряжении, – он улыбнулся. – Брат переживёт. Вы мои гости, я рад видеть тебя и Тёмыча, – повторил он. – Чёрт, Крош, я счастлив, что ты приехала! Нереально счастлив! – совсем другим тоном добавил, вдруг начав осыпать мелкими поцелуями лицо, скользя горячим дыханием у уха, к губам, по беззащитно откинутой шее. – Женька… Крош… – твёрдые ладони сжали сильнее, настойчиво вдавили в мужское тело, отправив стеснение в даль.
Женя задыхалась, в ответ гладила по затылку, ероша жёсткие волосы. Скользила пальцами по шее и широким плечам. Едва не пищала от восторга, предвкушения, счастья, прижималась сильнее и сильнее, вдавливалась и тёрлась. В тот момент она была близка к тому, чтобы отдаться Богдану на переднем сидении автомобиля, на обочине трассы из Абакана к дому, где предстояло прожить ближайшие пару месяцев, позабыв про стыд и то, что на заднем сидении находится кресло с полугодовалым сынишкой.
