Книга Как я был Анной - Павел Селуков

Пермь. 2033-й. Полгода назад меня воскресили. Пришла очередь 1986 года — и вот я здесь. Радоваться бы, но у меня житуха не задалась. Оглядевшись в этом мире, я забухал. Приёмная семья повезла меня к адаптивному психологу. Последнее, что помню из прежней жизни, — дрался. Кама. Лето. Три пацанчика с бакланскими наколками. Девушка. Глаза серые. Не испуганные, а внимательные. Вдруг один пацанчик сзади подлез. Смотрю — небо. Чайка жирная летает. Клюв открывает, а ничего не слышно. Ладно. Чего тут…

Привезли меня к адапхологу. Здание в форме змеи, свернувшейся калачиком. Равнобедренная треугольная дверь. Налево тянется круглый коридор. То есть местами он круглый, местами квадратный, местами параллелограммный, местами овальный, местами трапециевидный, а местами в форме пещеры. Освещён он тоже по-разному. То с потолка, то с пола, то с одного бока, то с другого, то наискосок. Иногда освещения нет вовсе. Или — светящиеся пунктиры. А в одном месте — золотая нитка, и девушка из динамиков читает про Тесея и Ариадну. Ко всему этому я привыкнуть никак не могу. Тут у них всё подчинено одной цели — развитию личности. Единство в многообразии, каждый человек уникален, и всё такое. Страшно поощряется индивидуальность, самобытные проявления, творчество всякое и свободомыслие. Понятно, в духе гуманизма и в рамках уголовного кодекса.

Я, когда оклемался и в Фейсбук залез, сразу к бутылке потянулся. Во-первых, у них здесь нет мужских и женских имён. Типа — они не подчёркивают гендерное неравенство и не разделяют людей по половому признаку. Усатый работяга Мария. Тоненькая девушка Захар. Мальчик Светлана. Как после такого не выпить? Но меня даже не это подкосило. Меня подкосили творческие выделения. Тьфу! Проявления. Например, они выкладывают в сеть фотки собственного говна: еда на входе и на выходе. Или — прыщи. Одна девушка по имени Борис запостила фоточку своей задницы с якобы красивым перламутровым прыщом. А ещё тут все рассказывают интимности и публично советуются про всякое личное. Своими глазами читал на странице у Олега: «Друзья, у моей Анжелы член восемнадцать сантиметров и немного кривой (смотрите фото ниже). Подскажите, какую смазку лучше использовать для анального секса? У меня попка узенькая (смотрите фото ниже), боюсь повредить».

Про одежду я и вовсе молчу. Кто во что горазд, честное слово. Лишь бы проявить индивидуальность, выказать творчествость. Например, видел на улице тёлку с ведром на голове. А ещё мужика, прыгающего на работу в мешке. Повсюду самобытность, мать её! Здания, машины, интерьеры, лавки, детские площадки ей подвергнуты. В свободное время все пишут стихи, картины, музыку. Конечно, постят эту херь в соцсетях. Лайкают друг друга, хвалят, поют дифирамбы. То прыщи, то живопись, то стихи в ленте вылезут. Прочтёшь и думаешь — лучше б ты говно запостил, чувак. Тяжко, короче. Никак я в эту движуху не вписываюсь. Хоть заново помирай. Приёмная семейка тоже хороша. Бездетная пара. Я у них вроде дитяти. По хате ходят голые, потому что тело — это прекрасно! Кто ж спорит-то. Только у Геннадия грудь четвёртого размера, а у меня бабы с 2029 года не было. А ещё они у меня водку отбирают. Приходится в сливном бачке хранить, пить в пошлых декорациях. А Лариса? Мужик, называется. Ни турника дома, ни гантелей, ни груши боксёрской. Типа — нет насилию и всё такое. СКУКОТА! Иногда я даже думаю — надо бы отмудохать Геннадия и выебать Ларису. То есть наоборот. Видите, что со мной этот мир делает? А недавно Гена и Лара к моему имени приебались. Дескать, какой же ты Артём, если ты — Анна? А я им — вы, суки, меня ещё не опустили, чтобы Анной называть! А им похуй. Упорно называют Анной. «Анна, иди кушать!» Или: «Анюта, ты опять напился?» Короче, до того мы с ними расхуесосились, что они меня к адапхологу повезли. Обеспокоились, гниды, моим нежеланием жить свободной самобытной жизнью.

Адапхолог, значит. Ромбовидная дверь, обитая искусственным мехом. Стремянка, инкрустированная стразами. Лара, сучонок, в спину подталкивает. Иди, типа, не менжуйся. Делать нечего — поднялся. Комнатка. Пустая. В центре лежит мужик в белом халате. Доктор хренов.

Я: Здрасьте.

Доктор: Здравствуй. Надевай халат и ложись рядом.

Я: Где халат-то?

Доктор: Халата нет.

Я: И как тогда?

Доктор: А ты его вообрази.

Я: Ладно.

Вообразил, надел, лёг. На потолке — экран.

Я: Кино будем смотреть?

Доктор: Воображать.

Я: Как это?

Доктор: Вообрази фильм и расскажи мне про него.

В комнатке едва слышно заиграла классическая музыка.

Доктор: Если хочешь, можешь взять меня за руку.

Я: Зачем это?

Доктор: Ни за чем. Просто если ты хочешь.

Я: Спасибочки, не хочу.

Доктор: А чего ты хочешь?

Я: Водки и Геннадию присунуть.

Доктор: Ты предлагал ей секс?

Я: Нет, конечно. Геннадий ведь замужем.

Доктор: Ну и что?

Я: Как — что? Измена — это не по-людски.

Доктор: Почему?

Я: Потому что это предательство и блядство.

Доктор: Предательство и блядство — молчать о своих желаниях, подавлять их, тиранить собственную личность. Вдруг Геннадий тоже хочет секса с тобой? Ты думал об этом?

Я: Если Геннадий хочет изменять мужу, значит, она блядь. А бляди меня не сильно интересуют. Вообще — чё ты ко мне приебался? Зачем я здесь?

Доктор: Не заводись… Анна.

Я: Ну всё, сука. Держись!

Я бросился на доктора. Хотел его мальца поддушить, чтобы не хамил. Но лепила оказался голограммой. Вдруг перед глазами всё поплыло, и я отрубился. Не знаю, сколько времени прошло, но очнулся я в лесу. Точнее, в коттеджном посёлке. Меня тёлка какая-то по щекам лупила.

Я: Где я? Ты кто?

Тёлка: Не мороси. Ты дома.

Я: Как это?

Тёлка: А вот так. Тоже не прижился, да?

Я: Чего?

Тёлка: Ты в заповеднике для воскрешённых. Тут живут те, кто не смог приспособится к большому миру.

Я поднялся на ноги. Огляделся. Вдохнул полной грудью вкусный сосновый воздух.

Я: И чем вы тут занимаетесь?

Тёлка: Пьём, трахаемся, в баню ходим. Сегодня кино будем смотреть.

Я: Чё за кинчик?

Тёлка: С Микки Рурком. Раритет. «Пуля», называется.

Я: Под анашу?

Тёлка: А ты сечёшь фишку.

Я: Веди тогда. Проводи экскурсию.

Тёлка: Пошли, красвчик.

Я: Тебя хоть как зовут-то?

Тёлка: Марина.

Я: Ну, ништяк, Марина. Я — Анна. Тьфу, блядь! Артём.

Помолчали.

Я: А что это там за забор?