— Ты ведь так не думаешь… — Мескэнет сглатывает и облизывает пересохшие губы, — Я знаю…
— Знаешь… — фыркает Рэм, передразнивая ее, — К чему этот спектакль с твоими дрожащими губами, Ифе? Ждешь, что к ногам упаду?
Словно пощечина. Даже голова девушки невольно дергается. Мескэнет чувствует, как нос предательски щиплет, а в уголках глаз собирается влага.
— Даже не хочешь спросить, что произошло? — голос срывается, с головой выдавая ее. Но Рэм только хмурится сильнее и со звонким стуком опускает стакан на столик.
— Зачем? Я догадываюсь, — бросает ей, отворачиваясь, — Мне пора.
— Рэм, я не сбегала. Не сбегала! — Кэна кидается к нему, уже не сдерживая льющихся слёз, — Клянусь тебе, Рэээм! Ну посмотри же на меня.
Хватает его за локоть. Паника охватывает мозг. Ей кажется, что, если он сейчас уйдет, она не увидит его больше.
Но Родэн только мягко высвобождает руку из ее дрожащих пальцев. Отходит и отвечает глухо.
— У меня нет ни одной причины тебе верить, Ифе, — его тяжелый взгляд давит на всхлипывающую девушку так, что ноги дрожат, подкашиваясь, — Хотя я очень хотел.
— Рэм..- она протягивает руки к нему, но Родэн уже испаряется из комнаты, будто и не было.
41. Бал
Два месяца спустя.
— Доброе утро, дона Роза, — Ифе открывает дверь на кухню и усаживается на свое любимое место за столом для слуг, — Как у вас чудесно пахнет! Божественно! Булочки?
— Милая, ну что вы сюда пришли? — женщина охает, вытирая красные руки о передник, — Вам бы Лея все сейчас в столовую вынесла, негоже!
— Что мне там одной сидеть, — отмахивается от нее Ифе, с любопытством оглядываясь и ища источник восхитительного аромата.
Кухарка хмыкает и сдается. Каждое утро одно и то же, но хозяин-барин, как говорится.
— С лимоном, — улыбается и торжественно ставит перед Ифе целую гору пирожков.
— Ой, обожаю, — девушка сразу берет один, дуя на пальцы.
— Я знаю, госпожа, — довольно произносит кухарка и водружает перед ней кофейник.
— Какие новости? — невнятно спрашивает Ифе, с аппетитом жуя. Пирожки у доны Розы получаются божественные.
— Новости… — кухарка отвлекается, сделав паузу, и нарезает салат, — Главную-то новость поди слышали уже? Дархат- Шах давеча взяли. А сегодня глашатай весть принес, что Император народные гуляния организует в честь победы. Две недели целых. Ярмарки да театры. А после бал во дворце. Как раз наш принц в Дархате все утрясет, полномочия сдаст и к балу вернется. Праздновать.
Кинула хитрый взгляд на замершую девушку и продолжила.
— Так что скоро увидитесь. Уж не знаю, тут будет жить или во дворце. С вами же, поди, госпожа, — и улыбается, — Что такую красоту оставлять. И так два месяца со своей войной нос не кажет.
Кэна молчит, судорожно сжимая скатерть в руках. Пирожок встал поперек горла. Две недели. Через две недели Рэм вернется, наконец. Закончился этот проклятый поход, начавшийся с убийства правителя Дархата Халифа. Имперские войска победили, и Дархат взят, присоединен к Элии. Теперь все дарханцы под властью Императора.
Что ж… прикрывает глаза, испытывая одновременно радость и горечь. Она так боялась за Рэма. Вести с пустыни с трудом пробивались к ним, и у Родэна не было возможности перемещаться. А может и не хотел. Она не знала. Не видела его больше с того злосчастного дня, когда наместник подобрал ее на охваченной безумием улице.
Уже не важно. Рэм жив и он победил. Вот только вернется ли? Уж точно не к ней. Положила руку на чуть выступающий живот, почувствовав такое родное успокаивающее тепло сыночка.
— Он же все равно наместник Арката, — вслух произнесла и отвела взгляд от кухарки, — Его место там.
— Уже нет, — расплылась дона Роза в заговорщической улыбке, — Император назначил новым наместником лорда Вебера. Наверно, по внуку соскучился. Да и что там в вашей пустыне делать теперь? Сопротивление подавили, Дархат захватили. Нечего там нашему принцу сидеть. Тоска…
Ифе слушает, закусывая губу, и рассеянно выводит пальцем узоры на скатерти. Значит, точно вернется. Внутри разгорается нервный пожар, поглощая ее, заставляя дрожать. Поднимает блестящий взгляд на служанку.
— Только, дона Роза, не думаю, что он со мной под одной крышей жить захочет, — произносит глухо, испытывая боль от звука этих слов.
— Не может быть, — кухарка всплескивает руками, — И красавица, и умница, и ребеночек скоро. Не хотел бы, разве ж селил в дом к себе?
— Вот именно, ребеночек, — Кэна наливает себе кофе, хмурясь, — Ему от меня больше теперь ничего и не надо, дона Роза.
— Теперь? — кухарка садится напротив и с интересом смотрит на покрасневшую от смущения девушку, — А раньше?
— Раньше…Раньше я думала…Не важно, — Ифе поднимает на женщину умоляющий взгляд, желая закончить этот разговор. Но та и не думает уступать.
— Поругались что ли? — ее румяное лицо светится любопытством и участием, — Ну так дело молодое. Увидитесь, обниметесь да помиритесь сразу. Родэны — они все вспыльчивые, мне ли не знать. Третье поколение моей семьи у них служит. Но отходчивые. И наш принц отойдет, как взглянет на вас, милая.
— Да только не взглянет. Не придет он ко мне, вот увидите, — Ифе становится совсем грустно, и она молча встает из-за стола, не доев.
— Так ты сама приди, — фыркает дона Роза ей в спину, — хочешь, дон Грей пригласительный тебе на бал достанет. Поздравишь своего победителя. Нарядим тебя аки принцессу настоящую.
Ифе замирает в дверном проеме и задумчиво гладит темное дерево наличника.
— На бал… — повторяет тихо, потом резко оборачивается к кухарке, сверкая озорной улыбкой, отчего лицо ее оживает, вновь играя красками, — Да, я хочу на бал, дона Роза.
— Ну, вот и отлично, — хлопает в ладоши кухарка, — А то совсем моя госпожа раскисла. Негоже расстраиваться, с ребеночком-то. Я дону Грею накажу сегодня, чтобы за пригласительный похлопотал.
42. Ужин
Проходя мимо огромного зеркала в пол, украшающего парадный холл императорского дворца, Ифе задержалась на секунду, окидывая себя придирчивым взглядом. Высокая строгая прическа, открывающая шею, платье цвета пыльной розы простого кроя без единой рюши, коими грешили нынче все модницы столицы. Обнаженные смуглые плечи и золотая лента под грудью, подчеркивающая бюст.
Любая другая девушка затерялась бы среди разряженных красавиц в столь непритязательном невинном наряде. Но Ифе наоборот блистала, подчеркнув все свои достоинства. Ее экзотичное лицо с миндалевидными черными глазами и хищными чертами смотрелось бы комично в обрамлении кружев. Горделивая посадка головы и идеальная осанка не требовали других подтверждений статуса. Четкая линия плеч привлекала внимание, а глаза невольно задерживались на изящных ключицах. Вот только взгляд. Лихорадочный блеск казался немного сумасшедшим. Излишнее волнение окрашивало болезненным румянцем высокие скулы, с головой выдавая ее. Ифе недовольно поморщилась и отвернулась от зеркала, проследовав с остальными гостями в парадную залу, где должен был состоятся торжественный ужин, а после него начаться бал.
