Когда преследователи скрылись за поворотом, стало возможно грести не в полную силу. И перемежать гребки разговором.
— Это мое реченое имя. Если кто-то приходит в монастырь Ленны просить помощи и защиты, он проходит первое таинство под покровами и получает реченое имя. Свое я называть не хотела, и как многим сиротам, мне дали имя того знатного чеора, который некогда безвозмездно передал свою землю общине, и она стала принадлежать монастырю.
— Этот знатный чеор был ифленцем?
— Наполовину. Его отец был знатным ифленцем, мать родилась на материке и в детстве служила Золотой Матери. Но это все было задолго до нашествия. Давайте, я заменю вас на веслах?
— Нет. Берегите силы!
На самом деле, Шеддерик подозревал, что если отдаст весла и хоть на минуту приляжет, то мгновенно заснет. И вряд ли потом хоть кто-то сможет его разбудить. По многим причинам. Любое прикосновение к ране над виском вызывало острую боль, иногда перед глазами начинали плыть темные пятна. Руки привыкли к веслам, и все движения выполняли заученно, но стоило немного сменить позу, как порез на руке тоже давал о себе знать. Но отдых проблему бы не решил: Шедде понимал, что к лихорадке, вызванной порезами, добавилась еще и простуда. Остановиться значило сдаться, и он продолжал грести, стараясь поддерживать разговор с мальканкой.
Старый мост, верней, грандиозный завал из серых, когда-то принесенных паводком бревен, они увидели, когда окончательно рассвело. Течение в этом месте немного усиливалось, так что Шедде из осторожности двигался вдоль левого берега так медленно, как только мог. Больше всего он боялся посадить лодку на бревна или получить пробоину.
К тому времени Темери успела нанести на свою «палку» какие-то грубые узоры — поперечные линии, точки и волны. Это совсем не было похоже на те вешки, которые делают сианы. Если честно, это ни на что не было похоже.
— Это мой новый посох, — грустно сказала Темери. — Жаль, я думала, будет время сделать его по всем правилам… но главное, чтобы он работал как надо.
— А как надо?
Она пожала плечами:
— Попрошу помощи у Покровителей. Нам ведь нужна помощь.
— Похоже, нужна. — Шеддерик согласился, хотя не был уверен, что духи мальканских предков Темершаны смогут им чем-то помочь. Но в одном она права — им сейчас любая помощь будет кстати. Даже призрачная.
На берегу собирались не долго. Заросшая дорога, тянущаяся от моста под мокрые голые лесные кроны, была пустынна, так что следовало воспользоваться этим и уйти от воды как можно дальше. Свидетели могут навести на их след.
Однако всего через четверть часа Темершана стала немного отставать. Шедде, шедший впереди, не сразу увидел, что она прихрамывает. Остановился. Усталость вылилась в раздражение:
— Каких морских жуфов вы никогда не жалуетесь? Что с ногой? Натерли?
Темери постояла немного, опираясь на свою палку, и несколько мгновений сверлила ему переносицу упрямым взглядом.
Потом вдруг пожала плечами и огорошила ответом:
— Вы тоже. Не жалуетесь.
— Я другое дело.
— Почему?
— Потому что я мужчина. Я сильнее. И я привык к таким переходам.
— А я — ореченная Золотой Матери! Я ходила Дорогой Долга. А моя жизнь до монастыря — это тоже все время дорога. И я знаю, что могу идти. У меня нет кровавых мозолей, я не подвернула ногу и не ушибла.
— Тогда что?! — Рявкнул Шеддерик неожиданного для себя.
— Мне надо знать, — добавил тише. — Может, вам нужен отдых?
— А вам — перевязка. Но не здесь же! Выйдем на тракт. Там много людей, там проще затеряться.
И действительно. Они стояли в лесу, тихом, зимнем, окутанном туманом, два маленьких усталых человека под огромными кронами, и почему-то орали друг на друга.
Может быть, на тракте действительно легче затеряться. Но и встретить гвардейский патруль — тоже будет легко. А в свете событий последних дней, будет ли этот патруль дружественным? Или солдаты начнут стрелять, лишь только выяснят, с кем имеют дело?
— Так что у вас случилось? Что-то с ногой?
— Голова кружится. Пока стою — не сильно. А как начинаем идти…
Понятно. Усталость и голод… Вот дуреха. Шедде окинул глазами лес и тут же нашел подходящее поваленное бревно. Лучше бы дать ей что-то сладкое, конечно. Но остались только сухари.
Темери сжала сухарь в кулаке и задумчиво сказала:
— Это прошло бы. Уже много раз проходило само. Не стоит беспокойства.
— Темершана та… Темершана Итвена. Вы все еще невеста моего брата. И я все еще должен доставить вас в Тоненг живой и невредимой.
— Я помню, — с усталой иронией ответила она. — Вы должны меня доставить. И доставляете. А что если за всеми этими нападениями стоит ваш брат? Ну, может, не хочет он на мне жениться?
А действительно, что если Кинрик, оказавшись один у власти, все решил переиграть по-своему, и начал с попытки убрать с дороги занозу-братца, кстати, сводного, и нежеланную невесту? В истории Ифленской империи бывали сюжеты и заковыристей.
Шеддерик едва развел руками и ответил:
— Даже в этом случае. Вы сами сказали — на тракте затеряться легче. А в Тоненге, который и вы, и я неплохо знаем, это будет совсем просто. Доберемся, тогда и выясним, что происходит. В деталях.
…А может, очередные повстанцы все-таки добрались до Кинне. И тогда — остается только гадать, кто прибрал к рукам власть, и что происходит в городе и стране.
— Ешьте ваш сухарь — вздохнул благородный чеор. И сел на то же бревно, вытянув ноги.
На почтительном расстоянии от мальканки.
Шкипер Янур Текар
Моросило. В трубе выл ветер, в зале у стены дрых рыбак из артели, возле него дощатый стол венчала глиняная кружка. Пустая, скорей всего.
Янур застыл у маленького окна, наблюдая, как по краю бывшего фонтана на площади прогуливается чайка. Туда-сюда. Большая морская белоголовая чайка. Остановится, замрет на долгую минуту, а потом отправляется в обратный путь, покачивая боками. На берегу чайки неуклюжи. Так же, как старые моряки, вынужденные коротать остатки дней вдали от любимой стихии. Впрочем, чайка в любой момент может подняться в небо и улететь к морю.
Янур Текар так поступить не смог бы: ифленцы на свои корабли малькан не берут.
Еще лет пять назад он летом ходил рыбачить с артелью, но здоровье и прожитые годы все прочней привязывали его к берегу.
Да и семью было страшно оставить. Старший сын дорос до того возраста, когда взрослые не указ, лезет на рожон да задирает вместе с другими подростками ифленскую стражу. Жена стала к зиме часто простужаться. Словом, каждую навигацию находился не один повод остаться дома. Хотя, в артели его помнили, и каждый год неизменно звали к себе.
