Так вот. Не важно, кто рядом.
Я или фон Вейганд.
Любой человек мигом оказывается во власти этих ярких синих глаз. Расплывается в улыбке, растекается от умиления и выпускает больше слюней, чем малое дитя.
Парадокс. Загадка природы. Научный факт.
Взрослые покорно пляшут под дудку ребенка.
А как иначе? Как?! Разве реально устоять и не потискать эту прелесть? Эти вот крошечные кулачки не обцеловать? Пухлые щечки не приласкать?
Эх, милота.
Впрочем, тревога меня не отпускает. Мрачные мысли пуще прежнего одолевают. Даже в раю обнаружу повод для грусти. Это моя суперспособность: находить повод для нытья. Впрочем, тут и правда дело дрянь. Причина для волнения очень серьезна. Гнетуща.
Наша сексуальная жизнь оставляет желать лучшего. Вернее — нашей сексуальной жизни в принципе нет. Ни в какой форме. Поцелуйчики и обнимашки не считаю, даже самые жаркие и страстные. Только аппетит дразнить, дрочить и дрочить, но не кончить.
Простите. Извините. Вот такая перед вами женщина. Падшая. Пропащая. Если по дерзким фантазиям судить, то пробу негде ставить. Отпетая грешница.
Секс после родов есть.
Наверное. Надеюсь.
У кого-то. Где-то.
Я знаю. Точно. Уверена.
Я читала в Интернете.
Эти люди не могли врать. Не могли же. А?! В сети ведь чистую правду пишут. Не всегда, разумеется, однако довольно часто.
В конце концов, в семьях часто бывает больше одного ребенка. Значит, после рождения счастливого первенца партнеры занимаются сексом еще как минимум раз.
Верните мой секс.
Прошу.
Пожалуйста.
В наших интимных отношениях возникает пауза. Долгая. Раздражающая. Угнетающая. Отправляющая самооценку в унитаз.
Я полностью восстанавливаюсь после родов. Сбрасываю лишний вес, обращаюсь в худышку, которой прежде никогда не была. Все благополучно заживает, работает и стреляет.
Тогда в чем проблема?
Фон Вейганд не хочет меня? Увидел, как ребенок вылез из того самого места, испытал шок и напугался столь сильно, что больше не желает иметь с этим ничего общего. Или потерял влечение, ибо я мать его ребенка. Раньше трахал шлюху, грязную и порочную девку, а теперь перед ним та, кто привела в мир единственного сына. Такую женщину строго запрещается подвергать безудержному разврату и опалять кипучей похоти.
А может, уже другую нашел? Работы много. Ночами не спит. То лорда Мортона добить старается, то ребенка нянчит. Прямо хоть разорвись. Но он же талантливый. Всегда все успевает.
Я намекаю.
Тонко. Или не очень. Как получается, в общем.
Наряжаюсь в развратное белье. Рассекаю пространство в полуголом виде. Кручусь и верчусь, изображаю эротику, выхожу далеко за рамки приличия.
А результата ноль.
Либо паршиво намекаю. Либо кое-кто не желает мои намеки воспринимать всерьез. Предпочитает держаться подальше и никак не реагировать.
— Алекс, возьми меня, — говорю прямо. — Трахни уже, пожалуйста. По-нормальному. Хватит относиться как к хрустальной вазе.
Хохочет. Подхватывает меня на руки и кружит.
— У тебя что, только два режима? — перехожу в атаку. — Либо секс, либо любовь. Выбрать можно одну опцию. Обе никак не пересекаются?
Смеется. Прямо заливается. Довольный.
Ну вот, явный признак измены. У него был секс. Иначе откуда берется такая неприкрытая веселость? А я уже для подобных вывертов не пригодна. Отработанный материал. Загнать под стекло и любоваться. Восхищаться. Поклоняться. И все. Стоп.
Страшно сказать. Стыдно. Начинаю скучать по временам, когда являлась бесправной рабыней, ползала у него в ногах, обтираясь о высокие черные кожаные сапоги.
— Я приготовил для тебя сюрприз, — улыбается фон Вейганд.
Раньше звучало жутко.
Теперь тянет зевнуть.
— Галерея шоколадных фонтанов? — выдвигаю предположение.
— Нет, — решительно отклоняет.
— Новая яхта с моим именем? — роняю наугад.
— Мимо, — мигом отмахивается.
— Самолет? — тыкаю пальцем в небо.
— Был в прошлом месяце, — заявляет с долей укоризны.
— Остров? — продолжаю озвучивать самые очевидные варианты.
— Тоже был, — хмурится.
— Гора бриллиантов?
— Не угадала, — отрицательно качает головой.
— Сапфиры? — не спешу сдаваться.
— Лора, — сурово сдвигает брови, губы кривит в явном неодобрении моего сомнительного креатива, как будто даже обижается. — Я не люблю повторяться.
— Показывай, — тягостно вздыхаю.
Жестокая насмешка судьбы.
Выходила замуж за палача. За монстра. За кровожадное чудовище. За буйного психопата, не ведающего ни милости, ни пощады. За дикого и безумного зверя.
А теперь он заперт в клетку. Если что и прорывается на волю, это моментально пресекают, загоняют в глубь, во тьму, а меня окружают лаской и нежностью.
Тьфу.
Хотя если поразмыслить, если включить остатки мозга, если честно признаться, расклад не так уж плох. Хорош. Даже очень.
Просто скучно. Немного. Чуть-чуть. Самую малость. Тоскую по нашему драйву.
Ладно. Привыкну. Однажды я просила фон Вейганда быть самим собой и ни в каких развлечениях себе не отказывать. Результат вышел спорный. Перелом ребер. Разрывы самых чувствительных мест. Шок. Жесть. Травма на всю оставшуюся жизнь.
Кажется, никто не хочет повторять ошибки прошлого.
Но был ведь и морской берег. Жара посреди ледяной гальки. Было же улетно. Отвязно. Грязно. Сладко. Повторить бы.
Фон Вейганд относит меня в кабинет. Усаживает в свое кресло, кладет на стол увесистую папку. Толстенную. Здоровенную. Весьма внушительных размеров.
— Что здесь? — спрашиваю, ощущая, как холод крадется вдоль позвоночника.
— Взгляни, — следует лаконичный ответ.
Раскрываю папку, читаю название, выведенное каллиграфическим, идеально красивым почерком и невольно кривлюсь. Почему по-русски? Неужели зря немецкий учу?
— Звучит немного сопливо, — признаюсь честно.
— Согласен, — ухмыляется.
— Только не говори, будто там твой тайный дневник, который ты ведешь с первого дня нашей встречи, методично записывая туда все свои трепетные переживания.
— Ну, в какой-то степени, — протягивает задумчиво.
— Господи, Алекс! — восклицаю с ужасом. — В кого ты превращаешься? В кого я тебя превращаю?!
