Я знаю, что найду конец Среди высоких облаков…[23]
Если уж говорить о поэтах, то, видимо, премьер-министру было бы более уместно процитировать Йейтса, чем Шекспира.
Рев моторов сделался громче, и «Локхид» стал разгоняться по траве. Когда самолет промчался мимо терминала, Легат стиснул подлокотники. Но от земли колеса все не отрывались. И вот, когда Хью решил, что они вот-вот разобьются, врезавшись в ограждение в конце поля, в животе у него екнуло, а кабина задралась еще выше. Его вдавило в сиденье. Пропеллеры молотили воздух, увлекая их в небо. Самолет плавно накренился, и за иллюминатором появились зеленые поля, красные крыши, мокрые серые улицы. Хью смотрел на Большую Западную дорогу, проплывающую в паре сотен футов внизу, на двухквартирные дома, на машины, водители которых все еще стояли близ них, и видел, что почти в каждом палисаднике люди задирают головы и машут обеими руками, посылая искренний прощальный привет. А потом самолет нырнул в нижний слой кучевых облаков, и земля скрылась из виду.
Несколько минут резкого подъема – и они прорвались сквозь густую серую пелену к свету солнца и синеве столь прекрасной, какой Легат не мог даже вообразить. В бесконечную даль уходили белоснежные нагромождения пиков, долин и водопадов, образованных облаками. Вид напомнил ему Баварские Альпы, только тут было чище и не было следов деятельности человека. Самолет выровнялся. Хью отстегнул ремень и нетвердым шагом прошел вперед.
– Извините, премьер-министр. Я просто хотел доложить, что ваши шкатулки у меня, на случай если они понадобятся.
Чемберлен отвернулся от иллюминатора и посмотрел на Легата. От недавнего воодушевления, похоже, не осталось и следа. А быть может, подумалось Хью, все это была игра на публику и перед камерами.
– Спасибо, – сказал премьер-министр. – Вот и приступим.
– Может, для начала вам лучше позавтракать, ПМ? – возразил Уилсон. – Хью, вас не затруднит спросить у пилота?
Легат просунул голову в кабину:
– Простите, что отвлекаю, но где я могу найти чего-нибудь поесть?
– В шкафчике в хвосте, сэр.
Хью помедлил секунду, снова завороженный видом облаков, открывающимся через лобовое стекло, затем вернулся в салон. Стрэнг, Малкин, Эштон-Гуоткин, даже Дангласс – у всех теперь был мрачный вид. Он разыскал шкафчик в конце салона. В нем обнаружились две плетеные корзины с трафаретной надписью «Отель Савой», набитые аккуратно упакованными и снабженными ярлычками свертками: сэндвичи с куропаткой и копченым лососем, паштет и икра, бутылки с кларетом, пивом и сидром, термосы с чаем и кофе. Угощение выглядело неподобающим – как для пикника в день скачек. Хью перетащил корзины на пустое кресло в середине самолета. Дангласс поднялся, чтобы помочь ему с раздачей. Премьер-министр отказался от еды и лишь отпил чаю. Он сидел с прямой спиной, держа блюдце в левой руке, и отгибал мизинец правой, когда пил. Легат вернулся на свое место с чашкой кофе и бутербродом с копченой рыбой.
Спустя некоторое время мимо него прошествовал в отсек уборной Стрэнг. На обратном пути он остановился, застегивая ширинку.
– Все в порядке? – Руководитель Главного департамента был еще одним чиновником из числа прошедших войну и сохранил привычку обращаться к подчиненным так, будто заглянул с инспекцией в окопы.
– Да, сэр, благодарю.
– Как пишут в газетах, «приговоренные плотно позавтракали…». – Он втиснул свое рослое тело в сиденье рядом с Легатом. Ему было около сорока пяти, но выглядел Стрэнг на шестьдесят. От его одежды исходил слабый аромат трубочного табака. – Вы отдаете себе отчет, что в этом самолете вы единственный знаете немецкий?
– Как-то не думал об этом, сэр.
Стрэнг смотрел в иллюминатор.
– Будем надеяться, что на этот раз посадка получится более мягкой, чем в прошлый. Над Мюнхеном тогда бушевал ливень. Пилот ничего не видел. Закончилось все тем, что нас швыряло по всему салону. Единственный, кто вроде как совершенно не волновался, был ПМ.
– Это очень хладнокровный человек.
– Неужели? Никто не знает, что у него на самом деле на уме. – Наклонившись через проход, он понизил голос: – Я просто хочу сделать небольшое предупреждение, Хью. Вам прежде не доводилось участвовать в таких событиях. Существует шанс, что вся эта затея может обернуться провалом. У нас нет согласованного договора. Не проделано никакой предварительной работы. Официальные документы отсутствуют. Если дело не выгорит и Гитлер все-таки ухватится за шанс напасть на Чехословакию, мы окажемся в крайне неприятном положении: лидеры Британии и Франции будут задержаны в Германии с объявлением войны.
– Но до этого ведь едва ли дойдет?
– Я был с ПМ в Бад-Годесберге. Нам тогда казалось, что мы достигли согласия, но тут Гитлер вдруг выкатил новые требования. Это вовсе не то, что иметь дело с нормальным главой государства. Фюрер скорее похож на какого-нибудь вождя из германских легенд – Германариха или Теодориха в кольце своих дружинников. Эти парни вскакивают, когда он входит, замирают под его взглядом, преклоняются перед его авторитетом. А затем он усаживает их за длинный стол и они пируют, хохоча и поднимая тосты. Кто захочет оказаться на месте ПМ, когда приходится иметь дело с таким субъектом?
В двери кабины появился пилот:
– Джентльмены, просто для сведения: мы пересекли Ла-Манш.
Чемберлен обвел взглядом салон и махнул Легату:
– Думаю, нам пора приступать к работе с этими шкатулками.
3
Поезд фюрера замедлял ход. После двенадцати с лишним часов безостановочного движения Хартманн ощутил незначительное, но отчетливое покачивание взад-вперед – это машинист аккуратно задействовал тормоза.
Они находились в гористой местности в часе езды от Мюнхена, неподалеку от тех мест, где он ходил с Хью и Лейной летом тридцать второго. За окном начинали редеть леса, река блеснула серебром среди деревьев, а за поворотом на противоположном ее берегу вплыл в поле зрения старинный городок. Вдоль воды выстроились весело раскрашенные дома – голубые, светло-зеленые, ярко-желтые. За ними на лесистом холме раскинулся средневековый замок из серого камня. Вдалеке вздымались Альпы. В проеме окна вид был в точности такой, как на рекламном плакате рейхсбана, который шесть лет назад соблазнил их провести отпуск в Тироле. Даже наполовину бревенчатое здание станции, на которую они прибыли, казалось живописным. Поезд замедлил ход до скорости пешехода, потом с легким толчком и скрежетом металла остановился. Локомотив устало выдохнул облачко пара.
