Два долгих дня она пропадала. Наконец она вернулась с известием, что выходит замуж. Джорджио устроил ей ужасную сцену и объявил, что не желает больше ее знать.
Мара только усмехнулась. Она слишком хорошо знала свою власть! Она даже мысли не допускала, что он может ее оставить!
Но на этот раз она ошиблась. Его мужское самолюбие возмутилось. Он остался непреклонным. Может быть, он понял, что в этом его спасение и так дальше продолжаться не может; может быть, помогло мое влияние — не знаю.
Я убедил его взять отпуск, и на следующий же вечер мы уехали. Мы отправились путешествовать без определенного маршрута. Мне хотелось развлечь вашего брата, развеять его тяжелые мысли.
Через три недели мы снова вернулись в Турин.
У себя на квартире Джорджио нашел писем двадцать. Все они были от Мары. Нам не могли их переслать, так как мы уехали, не оставив адреса.
Письма были полны страсти, Мара просила, умоляла, проклинала. Во всех письмах явно звучала угроза мести.
Признаюсь, мне стало жутко. Я испугался, что этот страстный бред подействует, что откроются едва зарубцевавшиеся раны и прежнее влечение снова уведет Джорджио к этой женщине. Но против ожидания письма не подействовали.
Прошло несколько дней.
В одно прекрасное утро Мара поймала вашего брата на улице, когда он шел на службу. Где бы ни показывался Джорджио, она была тут как тут. Она шла на все, чтобы его вернуть. Она афишировалась в обществе посторонних мужчин, надеясь возбудить его ревность, устраивала ему публично сцены и скандалы и достигла того, что окончательно отравила Георгу жизнь.
Наконец в эту историю вмешалось начальство кавалерийского училища. Георгу намекнули, что офицеру неудобно быть героем публичных скандалов, и посоветовали вернуться в полк. Он стал хлопотать об отпуске, но просил меня держать его решение в тайне. Мы стали исподволь готовиться к отъезду.
Но каким-то образом Мара узнала об этом.
Она сделала еще одну, последнюю, попытку вернуть прошлое. Она пробралась на квартиру к Георгу и устроила ему душераздирающую сцену.
Я как раз был у него, когда Мара, как безумная, ворвалась в комнату. Она бросилась перед Георгом на колени.
Прочитав в его глазах лишь холодное презрение, она поняла, что все кончено, что она больше не существует для него.
Она поднялась с полу, откинула назад сбившиеся волосы и посмотрела на него с каким-то странным выражением.
„Значит, ты все-таки едешь?“
„Да“, — сухо и коротко ответил Георг.
Она пошла к двери.
На пороге она остановилась, обернулась и как-то необычно ясно и отчетливо проговорила:
„Не забывай сегодняшнего дня. Рано или поздно, я убью тебя“.
Когда на следующую ночь мы возвращались домой, на нас напали двое каких-то бродяг. Действовали они по подкупу Мары или нет — я сказать не могу. Но меня поразило, что напали они на одного только Георга. Сверкнули ножи… Георг навсегда сохранил воспоминание об этом инциденте — глубокий шрам на лбу.
Нападение это показало нам серьезность положения. Я посоветовал вашему брату уехать за границу или вообще на некоторое время скрыться с горизонта. Он со мной согласился.
Несколько дней спустя он обратился к властям с предложением особых услуг и предложение его было принято.
Остальное вы знаете. Имя Георга, как это всегда бывает при подобных обстоятельствах, было вычеркнуто из списков офицеров, состоящих на действительной службе. Он как в воду канул, и даже я ничего о нем не знал.
О его аресте в Марконе я узнал от вас.
С тех пор я ничего о нем не слышал, пока из вашего письма не узнал о его печальном конце. Могу вас уверить, что в жизни Георга не было другой женщины, которая играла бы такую гадкую роль и давала повод подозревать ее в столь ужасном преступлении.
Добавлю еще, что мне не приходилось больше ни видеться, ни говорить с Марой Цинцинатти. Я слышал, что она вышла замуж и живет где-то за границей, если не ошибаюсь, в Париже.
Затем прошу вас помнить, что я к вашим услугам. Позовите меня, если понадобится. Примите еще раз выражение моего сердечного участия и искреннего уважения.
Эрнст Карталоне».
Прогуливаясь по живописному берегу Женевского озера, граф Гейнен вдруг заметил какого-то незнакомого господина, который вежливо ему поклонился и, видимо, искал случая подойти.
Холодно ответив на поклон незнакомца, Гейнен сделал вид, что не замечает его намерения, и, желая избавиться от новой встречи, свернул к памятнику.
— Что за навязчивый субъект, — сквозь зубы проговорил он, — вот уже два дня, как он словно тень ходит за мной.
Гейнен вернулся в отель. За табльдотом было еще два свободных места, но не успел граф занять одно из них, как в столовую вошел навязчивый субъект и как ни в чем не бывало опустился на оставшийся свободным стул.
Он вежливо поклонился графу и обратился было к нему с каким-то незначительным вопросом, но замолчал, как только заметил нежелание Гейнена поддерживать разговор.
Но когда обед кончился и граф, по обыкновению, направился в курительную комнату, незнакомец снова, на этот раз решительно, преградил ему дорогу.
— Простите, граф Гейнен, мне нужно сказать вам несколько слов.
— Быть может, в другой раз, — нервно ответил граф, — я сегодня очень спешу.
— Дело касается обстоятельств, весьма важных для вас.
Гейнен с сердитым видом смотрел на ковер:
— Чем могу служить?
— Наш разговор должен происходить без свидетелей.
Граф с минуту колебался.
— Прошу вас ко мне, — сказал он наконец.
Он пошел вперед.
На первом этаже коридорный предупредительно распахнул перед графом и его гостем двери гостиной.
— Мне время дорого, доктор… Простите, я забыл ваше имя, — проговорил граф, жестом приглашая своего гостя садиться, — поэтому поторопитесь.
Доктор Мартенс, а это был он, с улыбкой представился графу и, назвав свое имя, прибавил:
— Полицейский комиссар венской тайной полиции.
— Вот как… полицейский! — повторил граф, окидывая гостя быстрым, испытующим взглядом. — Это меняет дело. Значит, ваше лестное для меня внимание вызвано долгом службы. И наш разговор, конечно, тоже будет носить скорее… служебный, нежели частный характер? Не могу ли я узнать, почему венская тайная полиция осчастливила меня своим особым вниманием? Или вы находитесь в Женеве как частное лицо и наслаждаетесь природой?
— Нет, граф, я здесь по делам службы. Меня командировали сюда, как только узнали, что вы здесь находитесь. Вы можете дать нам весьма ценные показания.
