– Что это? – удивился Фафхрд. – И зачем?
– Затем, что я буду изображать слепого. – Шаркающей походкой он сделал несколько шагов, постукивая перед собой обернутым в ленту мечом, который держал за крестовину, так что вся рукоять с навершием оказалась скрытой у него в рукаве, и выставив вперед другую руку. – Ну как, похоже? – спросил он Фафхрда. – По-моему, неплохо. Слепой как крот, ведь верно? Не волнуйся, Фафхрд, повязка на глазах у меня будет из реденькой ткани, я прекрасно все увижу. К тому же в Доме Вора мне не придется никого убеждать, что я действительно слепой. Сам знаешь, большинство попрошаек только прикидываются незрячими. Так, а что же мы будем делать с тобой? Изображать слепого тебе нельзя – это может вызвать подозрения.
Мышелов откупорил свой кувшин и для вдохновения глотнул. Фафхрд из принципа последовал его примеру. Мышелов причмокнул и заявил:
– Есть! Ну-ка, Фафхрд, встань на правую ногу, а левую согни в колене назад. Держись! Не падай! Да легче ты, держись за мое плечо! Вот так. Подтяни левую ногу повыше. А из твоего меча мы сделаем костыль – по размерам он вполне годится. Будешь себе прыгать, держась за мое плечо, – хромой ведет слепого, очень трогательно, театр, да и только! Да подтяни же повыше левую ногу! Нет, так не пойдет, придется ее привязать. Но сперва сними меч.
Вскоре Серый Прутик стал похож на Скальпель, и Мышелов принялся привязывать левую лодыжку Фафхрда к бедру, причем затянул веревку страшно туго, однако Фафхрд благодаря анестезирующему действию вина этого не заметил. Опершись на свой костыль со стальной сердцевиной, он, пока Мышелов работал, хлебнул из кувшина и задумался. Когда он познакомился с Вланой, его очень заинтересовал театр, а сам дух актерского дома разжег этот интерес еще сильнее, так что теперь Северянин радовался случаю сыграть роль. Однако как ни блестящ был замысел Мышелова, в нем были и изъяны. Фафхрд попытался их сформулировать:
– Мышелов, мне не слишком-то по душе, что наши мечи обмотаны лентой – в случае чего мы не сможем вытащить их из ножен.
– Будем пользоваться ими как дубинками, – отозвался Мышелов, затягивая изо всех сил последний узел и тяжело дыша. – Кроме того, у нас ведь есть кинжалы. Да поверни пояс так, чтобы твой кинжал оказался за спиной и его не было бы видно под балахоном. А я спрячу Кошачий Коготь. Нищие не носят оружие, по крайней мере открыто, а мы в каждой подробности нашего представления должны сохранять правдоподобие. И хватит пить, тебе уже довольно. Я сам сделаю лишь пару глотков, чтобы окончательно войти в форму.
– Уж и не знаю, как я поковыляю в этот притон головорезов. Я скачу на одной ноге удивительно быстро, но бегаю все же быстрее. Думаешь, мы поступаем разумно?
– Можешь отвязать ногу хоть сейчас, – раздраженно и немного злобно прошипел Мышелов. – Неужто ты не можешь пожертвовать хоть чем-нибудь ради искусства?
– Ну ладно-ладно, – проговорил Фафхрд, допив кувшин и отшвырнув его в сторону, – разумеется, могу.
– Что-то уж больно здоровый у тебя цвет лица, – критически оглядев товарища, заметил Мышелов, после чего тронул ему щеки и руки серым гримом и навел морщины. – И одет ты слишком опрятно. – Наковыряв между камнями грязи, он измазал балахон Фафхрда, потом попробовал немного разорвать его, однако материя оказалась слишком прочной. Он пожал плечами и засунул похудевший мешок за пояс.
– Ты тоже, – заметил Фафхрд и, нагнувшись, зачерпнул полную пригоршню грязи, основным компонентом которой, судя по запаху, были испражнения. С усилием разогнувшись, он размазал жижу по плащу Мышелова и его серой шелковой куртке.
Коротышка учуял вонь и выругался, однако Фафхрд напомнил ему о правдоподобии спектакля.
– Это хорошо, что от нас воняет, – добавил он. – От попрошаек всегда смердит, потому-то люди им и подают – чтобы поскорей отвязаться. Вот и в Доме Вора никому не захочется нас обнюхивать. Ну, пошли, пока мы еще в форме. – Он вцепился Мышелову в плечо и гигантскими прыжками поскакал в сторону Грошовой, ставя далеко перед собой обернутый материей меч.
– Да не спеши ты, остолоп, – вполголоса воскликнул Мышелов, которому приходилось трусить рядом со скоростью конькобежца и выбивать бешеную дробь по камням своею тростью, сделанной из меча. – Калека всегда немощен, этим-то и вызывает сочувствие.
Глубокомысленно кивнув, Фафхрд поскакал чуть медленнее. Из-за угла снова показался зияющий пустотой жуткий дверной проем. Запрокинув кувшин над головой, Мышелов принялся допивать вино, но вдруг шумно закашлялся. Фафхрд выхватил у него кувшин, допил содержимое и отшвырнул сосуд через плечо: тот с грохотом покатился по булыжнику.
Едва – один подпрыгивая, другой семеня – они вышли на Грошовую, как им пришлось остановиться, чтобы пропустить шикарную парочку. Мужчина был одет богато, но не вызывающе, выглядел пожилым и несколько грузным, лицо его казалось весьма суровым. Без сомнения, купец, причем вложивший деньги в Цех Воров – по крайней мере для защиты, – раз может в столь поздний час ходить этой дорогой.
Ярко, но не кричаще одетая женщина была красива и довольно молода, а выглядела еще моложе своего возраста. Почти наверняка опытная куртизанка.
Отведя взгляд, мужчина начал огибать зловонную и чумазую пару, но тут девушка бросилась к Мышелову: в ее глазах быстро, словно цветок в теплице, росла озабоченность.
– Бедный мальчик! Слепой! Что за трагедия! – воскликнула она. – Подай ему что-нибудь, любимый.
– Отойди от этих вонючек, Мизра, и пойдем скорее, – отозвался тот, произнеся последние слова крайне неразборчиво, поскольку зажал себе пальцами нос.
Не удостоив спутника ответом, девушка запустила руку в его отделанный горностаем кошель, сунула монетку в ладонь Мышелова и согнула его пальцы в кулак, после чего взяла его ладонями за виски и успела нежно поцеловать, прежде чем мужчина оттащил ее прочь.
– Хорошенько следи за своим маленьким приятелем, старина, – ласково крикнула она Фафхрду, в то время как ее спутник что-то там такое брюзжал; приятели сумели различить лишь слова «извращенная курва».
Мышелов глянул на монетку, лежавшую у него на ладони, и долго смотрел вслед своей благодетельнице. Мечтательно и задумчиво он шепнул Фафхрду:
– Смотри: золото. Золотая монета и сочувствие красивой женщины. Как ты думаешь, может, нам бросить свои дикие затеи и пойти в побирушки?
– Тогда уж скорее в потаскушки! – злобно прошипел Фафхрд. Он взбеленился, когда девица назвала его стариной. – Ну, вперед, не дрейфь!
Поднявшись по истертым ступеням, друзья вошли в дверь, обратив внимание на исключительную толщину стен. Перед ними тянулся длинный прямой коридор с высоким потолком, заканчивавшийся лестницей; из дверей по обе его стороны лился слабый свет, который сливался с сиянием укрепленных на стенах факелов. Коридор был пуст.
Едва они перешагнули через порог, как оба почувствовали на шее холодок стали и укол в плечо. Откуда-то сверху два голоса в унисон скомандовали:
