Мышелов закинул мешок за спину и отворил дверь. Молча помахав девушкам рукой, Фафхрд вышел на крошечную площадку. Смог стал таким густым, что Северянин почти пропал из виду. Мышелов махнул Ивриане и, тихо проговорив: «Пока, Мышка!», последовал за Фафхрдом.
– Да сопутствует вам удача! – от всего сердца воскликнула Влана.
– Будь осторожен, Мышонок, – пискнула Ивриана.
Мышелов, казавшийся маленьким на фоне смутных очертаний фигуры Фафхрда, прикрыл за собой дверь.
Машинально обняв друг дружку, девушки стали ждать неизбежного скрипа и стона лестницы, однако все вокруг было тихо. Уже рассеялись клубы смога, проникшего через дверь, а старые ступени так ни разу и не скрипнули.
– Что они там делают? – шепнула Ивриана. – Прокладывают курс?
Влана нахмурилась, сердито покачала головой, потом встала с кушетки, подошла на цыпочках к двери и, отворив ее, спустилась на несколько ступенек, которые жалобно застонали под ее тяжестью, после чего вернулась в комнату и закрыла дверь.
– Они ушли, – широко раскрыв от изумления глаза, проговорила она и развела руками.
– Я боюсь! – выдохнула Ивриана и бросилась через всю комнату к своей рослой подруге.
Влана крепко прижала ее к себе, потом высвободила руку, чтобы запереть дверь на три массивных засова.
Стоя в переулке Скелетов, Мышелов засунул назад в мешок веревку с узлами, по которой друзья спустились вниз, зацепив ее за фонарный крюк, и предложил:
– В «Серебряный Угорь» зайдем?
– Ты имеешь в виду, что мы просто скажем им, будто побывали в Доме Вора? – без особого возмущения осведомился Фафхрд.
– Ну что ты, – возразил Мышелов. – Но ведь наверху ты не сумел выпить стременную, и я тоже.
При слове «стременная» Мышелов взглянул на свои башмаки из крысиной кожи, чуть присел и принялся подскакивать на одном месте, мягко шлепая подошвами по камням. Тряхнув воображаемыми поводьями, он крикнул: «Вперед!» – и ускорил галоп, потом резко откинулся назад с возгласом: «Стоп!», но тут Фафхрд с коварной улыбкой извлек из складок своего балахона два кувшина.
– Захватил, когда ставил на стол кружки. Влана видит многое, но далеко не все.
– Ты предусмотрительный и дальновидный тип, не говоря уж о том, что неплохо научился махать мечом, – с восхищением промолвил Мышелов. – Я горжусь таким другом.
Приятели откупорили кувшины и от души глотнули. Потом Мышелов направился в сторону запада; приятели почти не пошатывались и не спотыкались. Не доходя до Грошовой улицы, они свернули на север и оказались в еще более узком и вонючем переулке.
– Чумное Подворье, – заметил Мышелов. Фафхрд кивнул.
Предварительно заглянув за угол, они быстро пересекли Ремесленническую и снова нырнули в Чумное Подворье. Почему-то стало немого светлее. Взглянув наверх, приятели увидели звезды. Но северного ветра не было. Воздух был совершенно неподвижен.
В пьянственной озабоченности предстоящей задачей, да и просто перемещением в пространстве, друзья шли не оглядываясь. А смог за их спинами все густел. Какой-нибудь круживший в вышине козодой увидел бы, как черный туман стекается из всех частей Ланкмара, с севера, востока, юга и запада, с Внутреннего моря, Великой Соленой Топи, прорезанных оросительными каналами полей и реки Хлал, соединяется в быстрые черные реки и ручьи, разливается, клубится и кружится, как вбирает в себя темный и копотный дух Ланкмара, испускаемый его железами для клеймения, жаровнями, кострами праздничными и погребальными, кухонными очагами, печами для обжига, кузнями, пивоварнями, винокурнями, бесчисленным горящим мусором, коптящими тиглями алхимиков и чародеев, крематориями, дымящими грудами древесного угля и многим-многим другим, – и весь этот дым стекается к Тусклому переулку, точнее, к «Серебряному Угрю» и в особенности к покосившемуся дому за ним, дому нежилому, если не считать мансарды. Чем ближе к этому месту, тем плотнее становился смог, полосы и клубы которого прилипали, словно черная паутина, к кирпичным стенам и шершавым камням на углах.
Но Мышелов и Фафхрд лишь тихонько вскрикнули от удивления, увидев звезды, вполголоса обсудили, насколько их свет увеличит риск, связанный с вылазкой, и, осторожно перейдя улицу Мыслителей, которую моралисты прозвали проспектом Безбожников, дошли до развилки Чумного Подворья.
Мышелов выбрал левую дорогу, ведущую на северо-запад.
– Гибельный переулок.
Фафхрд кивнул.
Друзья попетляли по нему немного и вскоре шагах в тридцати узрели Грошовую улицу. Остановившись как вкопанный, Мышелов положил ладонь Фафхрду на грудь.
На той стороне Грошовой виднелись широкие, распахнутые настежь двери, обрамленные закопченной каменной кладкой. К дверям вели две ступени, наполовину истертые за долгие века. Факелы, укрепленные по бокам дверного проема, струили оранжево-желтый свет. Что делалось в глубине проема, друзья не видели, поскольку Гибельный переулок выходил на Грошовую несколько под углом. Однако насколько они могли разглядеть, нигде не было ни привратников, ни стражи – вообще никого, даже пса на цепи. Выглядело это зловеще.
– Ну и как мы проберемся внутрь? – хриплым шепотом поинтересовался Фафхрд. – Поищем сзади, в Убийственном проулке, какое-нибудь запертое окно? У тебя в мешке, я полагаю, найдется медвежья лапа? А может, попробуем через крышку? Я уже знаю, ты в этом деле мастер. Научи меня! Я умею лазать по деревьям и горам – заснеженным, обледенелым – и по голому камню. Видишь стену?
Фафхрд отступил, готовясь с разбега взлететь на нее.
– Угомонись, Фафхрд, – сказал Мышелов, снова положив ладонь на широкую грудь Северянина. – Крышу мы оставим про запас. И стены тоже. Я готов принять на веру, что ты отлично лазаешь по горам. А внутрь мы просто войдем через дверь. – Он нахмурился. – Постукивая палочками и прихрамывая. Пошли, я по дороге все приготовлю.
Он потащил скептически скривившегося Фафхрда назад по Гибельному переулку, и, когда Грошовая скрылась из виду, объяснил:
– Мы прикинемся попрошайками, членами Цеха Нищих, который входит в Цех Воров и, кажется, размещается в том же доме – во всяком случае, попрошайки приходят с докладом в Дом Вора к нищмейстерам. Сделаем вид, что мы новенькие, ушли на промысел днем, поэтому ночной нищмейстер или стража не обязаны знать нас в лицо.
– Но мы вовсе не похожи на попрошаек, – возразил Фафхрд. – У них всегда жуткие язвы или скрюченные конечности, а то и вовсе нет рук или ног.
– Вот этим-то я сейчас и займусь, – хмыкнул Мышелов, вытаскивая свой Скальпель.
Фафхрд насторожился и попятился, однако Мышелов, не обращая на него внимания, задумчиво уставился на длинный узкий клинок, потом, радостно закивав, отстегнул от пояса ножны из крысиной кожи, вложил в них меч и проворно обмотал все это широкой матерчатой лентой, извлеченной из мешка.
– Ну вот! – проговорил он, завязывая концы ленты узлом. – Теперь у меня есть клюка.