Трехмерная картинка показывает путешествующий п0 долине караван — повозки, верховых животных, путников. В конце его платформа на репульсорах, которую тащат закованные в тяжелые цепи люди. На этой платформе — хатт.
«Ниима».
Большой палец дроида судорожно дергается, и с каждым его спазмом изображение меняется, показывая процессию под разными углами — иногда издали, иногда ближе. Долина усеяна камерами, скрытыми под песком или врезанными в камень, — эта часть сети пребывает там уже почти три десятилетия. Внезапно изображение платформы увеличивается, и Раке раскрывает от удивления рот.
На голограмме — женщина. Ее черные волосы зачесаны назад и замотаны грязной лентой. Глаза скрыты под толстыми очками. У нее смуглая кожа.
Раке знает ее. Он узнает гранд-адмирала Рей Слоун где угодно.
Она жива, — говорит он.
И, — добавляет Ташу, — приближается к обсерватории.
Когда она там окажется?
Учитывая скорость их движения — через три дня, — отвечает дроид.
Три дня. Хорошо. Времени более чем достаточно, чтобы положить конец их путешествию.
~ Включи защиту, — обращается Раке к дроиду.
«Слоун, я восхищаюсь твоей стойкостью, — думает 0н- — Но пора с этим кончать».
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Медленно, словно ползущий по борозде червяк со вспоротым брюхом, Рей Слоун тащится рядом с массивной платформой — помостом, который с жужжанием и пыхтением движется на ржавых репульсорных рельсах. Рабы тащат его за толстые цепи, накинутые на их костлявые плечи. На помосте под огромным кожаным тентом в окружении драных подушек восседает Ниима.
Хаттша спит. Она храпит и фыркает, в ее похожих на щели ноздрях пузырится слизь. Порывы ветра развевают грязные красные ленты, завязанные вокруг ее многочисленных наростов и бугров.
Ложе и его пассажиры лишь замыкают длинный караван — впереди шагают десятки рабов. Другие катятся на моноциклах или старых спидерах, гравиподъемники которых сломаны и смонтированы на катящихся платформах, а двигатели переделаны из чистых турбин в рычащие, извергающие дым локомоторы. Некоторые едут верхом на кожистых, похожих на рептилий животных, тела которых покрыты металлическими пластинами и грубыми бионическими усовершенствованиями вроде телескопических глаз или пневматических челюстей. Вся эта масса бредет по иссушенной солнцем и продуваемой ветрам11 долине, а по обе стороны от них, точно стражи этих запретных мест, возвышаются красные каменные шпили и плоские нагорья, напоминающие наковальни.
Возвышенности отбрасывают в долину длинные тени.
_ До чего же тяжко! — ворчит Слоун.
Брентин Уэксли смотрит на нее. Он устал. На лбу проступили глубокие морщины, щеки покраснели от бьющего в лицо песка. Вероятно, щеки Рей выглядят не лучше. Очки ее тоже покрылись слоем пыли, и каждую пару минут приходится протирать их тыльной стороной ладони.
Оба держатся чуть поодаль от помоста, который тащат рабы. Хотя Ниима спит, они не осмеливаются сболтнуть что-нибудь неугодное хаттше в непосредственной близости от нее.
Все же какой-никакой, а прогресс, — говорит Брентин. Неужели и на этот раз его оптимизм не показной? — Наша судьба неразрывно связана с хаттшей.
Прошла уже почти неделя.
Знаю.
Нужно воспользоваться подходящим моментом. Я кое о чем подумала...
На лице спутника отражается беспокойство.
А мне обязательно об этом знать?
Обязательно. И только попробуй возразить. У меня есть план.
Какой?
Хаттша целыми днями спит, а это значит, что пришло время нанести удар. Может быть, даже сегодня.
Ты с ума сошла? Убить хатта не так-то просто...
Мы не станем на нее нападать.
А на кого? На ее... людей?
~ Не называй их людьми, — усмехается Слоун. — ® НИХ уже почти не осталось ничего человеческого. Они столь долго пробыли в рабстве, что в них давно запрограммированы совершенно иные существа. — Не успев договорить, она понимает, как может воспринять ее ело- ва Брентин. Он вздрагивает, как от пощечины. — Я не это имела в виду, Уэксли. Ты на них совсем не похож.
Ну и прекрасно, — бросает он. — Вряд ли стоит обсуждать, что делает нас людьми. Значит, хочешь атаковать рабов? Но у нас нет оружия.
У них есть. И я сама оружие. Я обучена и могу сражаться.
Всех нам все равно не победить.
Хватит одного или двух. У них есть моноциклы. Убьем наездников и захватим машины. Двигатели наверняка достаточно мощные, так что хватаем моноцикл и мчимся прочь отсюда. Чем быстрее, тем лучше.
За нами погонятся.
Знаю. Но какой у нас выбор?
Продолжать идти дальше. Как ты сказала, прошла уже почти неделя. Зачем что-то менять?
Рей преграждает ему путь:
Затем, что я только что придумала план.
Это ложь, в которой он, понизив голос, тут же ее обвиняет:
Нет у тебя никакого плана. Почему мы с самого начала так не поступили, если все настолько очевидно? Просто ты жаждешь мести и злишься, что она откладывается.
А ты не злишься? Тебе не хочется отомстить?
Лицо его внезапно мрачнеет. Что это — грусть?
Слоун, мне нужна вовсе не месть.
Не лги. Если не месть — то что? Что тебя гонит по этому безжизненному пеклу? — Она наклоняется к Брен- тину и приподнимает очки, уставившись ему в лицо холодным взглядом темных глаз. Ее охватывает ярость при мысли, что он не разделяет ее желания свершить заслуженную кару. — Тебе что, не хочется приставить бластер ко лбу Галлиуса Ракса?
Да. Во имя всех звезд — да. Но я здесь не за этим Я хочу искупить вину за содеянное.
Мысль эта столь абсурдна, что Рей не может удержаться от неуверенного смешка.
Искупить вину — за что? За Чандрилу? Кто-то подсадил тебе в голову чип, Брентин. Ты плясал на ниточках в руках Ракса. — «Как и мы все». — Ты ни в чем не виноват. Ты можешь просто взять и обрубить эти проклятые нити, перерезав ему горло.
Я должен остановить Ракса, потому что только так я могу продемонстрировать жене и сыну, кто я на самом деле. Только так я могу исправить то, что натворил.
Слоун хватает его за рубашку:
Дурак. Нами движет месть. Забудь обо всем остальном.
Он медлит, и взгляд его наполняется еще большей грустью и... жалостью.
У тебя ведь никого нет, да? Потому-то тебе и не понять. Нет никого, кого бы ты любила или кто любил бы тебя. — (Его слова ранят ее в грудь, словно выстрел из бластера, оставляя дыру величиной с кулак.) — Должен быть кто-то или что-то, за что ты могла бы сражаться. А не просто так. Не только ради... сведения счетов.
