«INIMICUS CRUCIS, INIMICUS EUROPAE»[21]. ОСМАНСКАЯ УГРОЗА
Погоня за Красным Яблоком
История любого народа уходит корнями в далекое прошлое. У всех народов имеются свои мечты, предсказания, пророчества. Были они и у османских турок. В эпосе урало-алтайских народов можно выделить два основных мифологических архетипа: легендарный родоначальник — Волк, и предмет — прообраз желания и счастья — Яблоко.
В сказках тюрко-монгольских народов часто упоминается легендарный город Кызыл-Алма — «Красное Яблоко». На протяжении многих веков кочевники Центральной Азии неоднократно замечали его сияние сквозь вихри песчаных бурь и ледяные порывы снежных ураганов, где-то между Каспием, Гоби и Тянь-Шанем. Город Красного Яблока представлялся (и описывался в сказаниях) как огромный золотой купол. Для турок-османов им был сначала купол Святой Софии в Константинополе, затем купол мечети ал-Акса в Иерусалиме, через многие века — купола Буды, а затем Вены, мелькнувшей им дважды в XVI–XVII веках, и, наконец, в победном опьянении — сам Рим… И поныне память о древних легендах и многовековых мечтаниях хранит в своем имени столица Казахстана Алма-Ата — «Яблоко-Отец». В погоне за Красным Яблоком тюркские кочевники дошли до стен Нового Рима: стало ясно, что они намерены стать обладателями золотого яблока, отражающегося в туманных водах Босфора.
В 1421 году новый герцог Бургундский Филипп Добрый, сын Иоанна Бесстрашного, решил воскресить восточные планы своего отца и деда. Его эмиссар, Гильбер де Ланнуа, отправился в восточноевропейские земли, чтобы изучить возможности организации нового крестового похода теперь, когда с церковным расколом на Западе было покончено, а англо-французский конфликт казался (после Азенкура) исчерпанным. В 1433 году герцог отправил на Восток еще одного своего представителя, Бертрандона де ла Брокьера. Но оба прозорливых наблюдателя сошлись во мнении: турки сильны и дисциплинированы, так что одержать верх над ними непросто.
Филиппу — в это время выяснявшему отношения с императором Сигизмундом, который по всем признакам хотел воспрепятствовать бургундской экспансии в направлении Брабанта, Лимбурга и Люксембурга, — необходимо было найти нечто такое, что подняло бы его престиж и возвысило бы его над другими христианскими правителями: утратившим былую силу византийским императором, бездеятельным императором Священной Римской империи, королем Франции и королем Англии, слишком занятым сохранением своих владений по обе стороны Ла-Манша. Остальных — нерешительного французского дофина (впоследствии короля Карла VII), испанских монархов — «великий герцог Запада» в расчет не принимал. Вожделенного престижа можно было бы добиться посредством крестового похода, если бы при поддержке Папы Филипп стал его единственным вождем, выдвинув себя на роль того самого «короля-воина» (bellator rex), которого вот уже полтора века тщетно искали идеологи войны с мусульманами.
Со своей стороны, византийский император Иоанн VIII сознавал близость конца своей империи, от которой осталась почти лишь одна блистательная столица. В 1437 году Иоанн VIII предпринял поездку в Европу, чтобы просить помощи у иерархов римской церкви, собравшихся на очередной собор в Базеле. Он прекрасно понимал, чего западные церковники потребуют от него взамен: изъявление покорности, прекращение раскола церквей через отказ от самостоятельности греческой церкви и ее подчинение Риму. Но он знал и другое. Как в греческих церковных (особенно монастырских) кругах, так и среди жителей Константинополя, набожных христиан, многие говорили — а некоторые даже заявляли об этом открыто, — что «османский тюрбан» лучше «папской тиары»: мусульмане дали бы греческим христианам статус диммий (то есть защищенных властью и имеющих свободу вероисповедания), а латинская церковь полностью лишила бы их свободы в том, что касается богослужения, внутрицерковного управления и богословской науки.