Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
По всем данным, идея расстрела наиболее одиозных учредиловцев и социалистов, содержавшихся в тюрьме, принадлежала атаманам Красильникову, Катанаеву и др. Красильников руководил всеми операциями против мятежников и состоял комендантом города. Высшее военное начальство – командующий Степным корпусом генерал Матковский и начальник гарнизона генерал Бржозовский – никакого участия в этом убийстве не принимали, ибо, во‑первых, это были достаточно ответственные люди, чтобы не оценить всего вреда, наносимого той расправой правительству, и, во‑вторых, они знали, как это будет видно из нижеследующих фактов, что подобные расправы вызовут возмущение Верховного Правителя и Совмина. Но казачьи атаманы ни с чем этим не считались. Они, наоборот, обвиняли адмирала в потворствовании демократии и в его нежелании идти по сомнительному пути кровавой мести, они видели его заигрывание с социалистами.
Хотя документально установить это и не удалось, но из совокупности всех данных, сопровождавших акт убийства, не оставалось сомнения, что неофициальный приказ офицерам Рубцову, Барташевскому и др. забрать всю группу учредиловцев как наиболее опасных большевиков из тюрьмы и доставить их в полевой суд, функционировавший в гарнизонном собрании, отдал Красильников, который не мог действовать без ведома и участия других казачьих атаманов. Они рассчитывали, что полевой суд приговорит к расстрелу приведенных арестантов, не разобравшись в их вине, без какого-нибудь уличающего материала.
В ночь на 23 декабря, около 12 часов, в омскую областную тюрьму явился воинский отряд под командой капитана Рубцова и Барташевского, которые предъявили начальнику тюрьмы требование выдать им группы арестованных по представленному списку для конвоирования их в военно-полевой суд. Ордера председателя суда о приводе командиры отряда не представили. Так как накануне тюрьма была разгромлена и находилась под ведением недостаточно опытного военного караула, то дежурный караульный офицер не стал возражать против требования отряда и выдал Рубцову и Барташевскому требуемых лиц, ограничившись их приемной распиской. В список входили некоторые большевистские комиссары, в том числе интернационалист Н. А. Попов, активный деятель большевистских организаций, подлежавший военно-полевому суду. Однако Попов лежал в тифозном отделении тюремной больницы, куда офицеры не решались войти (присяжный поверенный Н. А. Попов, опаснейший большевистский деятель, через некоторое время был освобожден из тюрьмы по распоряжению омских судебных властей и взялся вновь за свое дело подготовки свержения власти. В начале 1920 года, после ареста адмирала «Политическим Центром» Попов был делегирован большевиками в следственную комиссию, допрашивавшую адмирала и Председателя Совета Министров Пепеляева. Последнего Попов допрашивал единолично (допрашивал так «хорошо», что никаких «следов» проводимого следствия не сохранилось. – В.Ц.)).
Арестованных: Маевского, Кириенко, Девятова, Нила Фомина и др., в числе 13 человек, на грузовом автомобиле интендантского управления повезли в военно-полевой суд, помещавшийся в гарнизонном собрании в самом центре города. Председатель суда, просмотрев список приведенных арестованных, заявил, что об этих лицах никакого дела в производстве суда не имеется и что он не считает возможным их судить. Предстояло их отправить обратно.
Как удостоверяют данные следствия военного прокурора Кузнецова и сенатора Висковатова, в то же самое время происходило заседание военно-полевого суда и партию приговоренных к расстрелу отправляли для исполнения приговора. К этой партии присоединили часть приведенных из тюрьмы и повели в предместье Омска «загородную рощу», где всех расстреляли и похоронили в общей могиле. Другую же часть, приведенную Барташевским, увели на реку Иртыш, где их тоже расстреляли. На следующий день на берегу Иртыша нашли девять изуродованных трупов, среди которых были опознаны: Нил Фомин, Брудерер, Кириенко и др. Судебно-медицинским осмотром трупов было установлено, что убитым нанесено много сабельных ударов и штыковых ран во время завязавшейся борьбы. Очевидно, убитые отчаянно сопротивлялись.
Когда этот вопиющий факт стал известен в городе, общество пришло в крайнее возбуждение. Уже одно то, что убитые добровольно вернулись в тюрьму, исключало всякую необходимость не только казни, но и каких-либо других репрессий. Наконец, если бы убитые были казнены по приговору военно-полевого суда, то можно было бы, учитывая тогдашнюю обстановку, с этим примириться. Тут же произошла бессудная расправа над беззащитными людьми, не нужная никому, разве только злейшим врагам адмирала и его правительства. Естественно, что возмущение по поводу этого факта охватило в равной мере правительство, общественные организации и союзные миссии, к которым родственники убитых обращались с жалобами.
У Омского правительства оставался единственный выход из положения: привлечь виновных к суду и их покарать, чтобы дать удовлетворение возмущенному общественному мнению. По приказанию Верховного Правителя было назначено следствие на второй день после проишествия.
Адмирал в то время болел острым воспалением легких, имел температуру свыше 40 и почти не вставал с постели. Мятеж застал его в этом тяжелом состоянии. Об убийстве учредиловцев он узнал впервые из доклада Вологодского и Старынкевича и был настолько этим известием потрясен, что впал в бесчувственное состояние. Адмирал отдавал себе отчет, что этим фактом нанесен тяжелый удар престижу его власти и что для эсеров и большевиков он послужит материалом против омской власти. Из помещенных в конце настоящей главы выдержек из предсмертных показаний адмирала Колчака, данных Иркутской следственной комиссии (их текст, ввиду достаточной известности, не приводится. – В.Ц.), мы узнаем подробности мятежа и расстрела членов Учредительного Собрания, поскольку их запомнил глава правительства. Этот исключительный документ бросает яркий свет, прежде всего, на роль самого адмирала в этом кровавом эпизоде.
Расследование следственных властей приводило неизменно к атаману Красильникову и другим казачьим военачальникам, как к главным виновникам убийства. Были указания об участии в этом деле также казачьего генерала Иванова-Ринова. С точки зрения закона следовало бы предать суду Красильникова и его сообщников, – но для адмирала и его правительства это было совершенно невозможно. Адмиралу Колчаку пришлось бы пойти на конфликт с казачеством, объявить казакам войну. Это угрожало большой опасностью для едва укрепившейся власти и еще неизвестно, чем бы такой конфликт окончился. Нельзя забывать и того, что в то время назревал острый конфликт с атаманом Семеновым, не признававшим омской власти.
Казачьи части были той активной силой, которая подавила восстание и спасла существование правительства. Можно ли было военачальников, вчера рисковавших жизнью и оказавших правительству неоценимые услуги, сегодня арестовать и предать суду.
Верховному Правителю скрепя сердце пришлось примириться с фактической невозможностью покарать виновных (дальнейшая судьба атамана Красильникова изложена в фундаментальной двухтомной монографии омского историка В. П. Шулдякова «Гибель Сибирского казачьего войска. М., 2004. Кн. 1, 2. – Прим. В.Ц.).
Таковы были условия реальной обстановки. Посмотрим, как рисовали эти события сами большевики.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
