Для Николая Константиновича это был удар в спину. Всю жизнь он верил: нефть и газ — величайшие дары природы, двигающие развитие страны вперед. Углеводороды в углеводородную эпоху — это всё: это топливо для автомобилей и самолетов, это возможности механизации села, это применение мощной строительной техники, это пластмассы и современные материалы, тепло и энергия… А что же теперь? Валюта? Ширпотреб? Главный аргумент, чтобы ничего не менять в собственном народном хозяйстве? Даже в самом страшном сне он не мог предположить, какая судьба будет уготована добываемым с таким трудом нефти и газу!
Смену курса наш герой воспринял очень болезненно — понимал, что ни к чему хорошему это не приведет. Конечно, он мог уйти, хлопнуть дверью. Тем более что и возможность была — в 1971 году ему исполнилось 60 лет. Как-никак пенсионный возраст… Но Байбаков был человек иного склада. Он знал, что такое «надо»! А еще Николай Константинович был уверен, что даже в самых безвыходных ситуациях ты можешь попытаться изменить хоть что-то. Нельзя опускать руки, сдаваться!
Интересно, что в исторической литературе Байбакова принято изображать как абсолютно бесконфликтного руководителя, «берущего под козырек» и исполняющего генеральную линию партии. Конечно, Николай Константинович был дисциплинированным членом команды… Но он отнюдь не молчал — считал своей прямой обязанностью поднимать острейшие вопросы и предлагать неординарные решения. «Сижу в кустах и жду героя» — это совсем не про него. Только на передовой! Делай, что должно, и пусть будет, что будет…
Как «связать» рубль
Николай Константинович видел: доходы населения росли так быстро, что нереформируемая экономика уже не поспевала. Финансисты полностью расписались в бессилии. Бездействовал даже такой очевидный механизм, как стимулирование людей делать банковские сбережения (монопольный Сбербанк предлагал гражданам просто мизерные проценты). Вот и приходилось председателю Госплана лихорадочно сводить балансы и думать, думать, думать… Как «связать» денежную массу? Что предложить населению? Любая возможность — сразу в дело, в проработку. Газеты тех лет удивлялись: и чего это Байбаков «бегает» и пробивает на всех уровнях озонирование фруктов и овощей? А разве мог он иначе? Ведь на опытной базе ему показали: после обработки озоном потери при хранении только одной картошки снижаются в три раза. Незатратное новшество — а какой эффект! Сколько фруктов и овощей можно сберечь для потребительского прилавка!
Или вот другой пример — дачные домики! Ответственный работник Госплана СССР Д. В. Украинский вспоминал: «Нашей семье выделили небольшой садоводческий участок в Домодедовском районе под Москвой. А ведь какие земли давали садоводам? Плохие — то на болоте, то на опушке. Все кривое-косое. Чтобы привести участок в порядок, нужно было завезти глину, песок, навоз. Рядом у нас был совхоз „Заря коммунизма“. Я пошел к директору этого совхоза и попросил: „Слушай, сделай так, чтобы нашим садоводам продавали, например, песок — официально, за деньги“. Директор совхоза был категоричен: „Не имею права. Меня привлекут к ответственности. Это совхозная собственность, а я ей торгую. Договаривайтесь с шоферней. И работайте“. Так мы и делали… Но проблемы на этом не заканчивались. Построить домик? Досок хороших не найти. Забор? Штакетника нет, сетки нет. Одним словом, безобразие…»
Под впечатлением дачных мытарств Украинский вместе со своим коллегой Владимиром Воробьевым решил написать записку «О помощи садоводам». В документе излагалась широкая комплексная программа: разрешить совхозам и колхозам официальную торговлю с дачниками, построить заводы по производству бруса, наладить выпуск однотипных заборов, развивать селекционное хозяйство… Записку показали председателю Госплана СССР. Дмитрий Владимирович вспоминает — Байбаков тут же оценил перспективы нового дела.
Казалось бы, чисто хозяйственный, технический вопрос! Но обсуждение дачной проблемы вынесли на обсуждение Политбюро. Николай Константинович сделал доклад… И началось такое! Особенно неистовствовал товарищ Полянский: «Разрешить разбазаривание колхозной и совхозной собственности? Всё растащат, разворуют. Этого нельзя допустить!» Предложение Байбакова было объявлено вредным и не соответствующим генеральной линии партии. Что и говорить, дачная тема в Советском Союзе была вопросом слишком большой политики.
Алексей Николаевич очень переживает
Нелегко было Байбакову докладывать и председателю Совмина. В условиях, когда реформу отказались двигать дальше, приходилось отступать на всех фронтах. Остро встал тот самый вопрос, который реформаторы как бы отложили «на потом». Прибыль, рентабельность, хозрасчет — а цены-то фиксированные! Со временем стало понятно: можно рвать жилы, изыскивать внутренние резервы, повышать эффективность производства, а можно пойти и совсем другим путем… Например, сэкономить на материалах. Чем плохо?! Та же прибыль, та же рентабельность! Раньше других это поняли предприятия легкой и пищевой промышленности.
Первым в Госплане забил тревогу начальник сводного отдела В. П. Воробьев. По его поручению этой проблемой занималась Нина Андреевна Галушкина, ветеран пищевой промышленности. В свое время она работала на производстве, затем в министерстве, была знакома с крупнейшими учеными, ее хорошо знали виноградари, виноделы, колбасники, маслоделы, пивовары. Нина Андреевна съездила на места, побывала в различных научно-исследовательских институтах, на заводах, фабриках и собрала уникальный материал. Ее расчеты показали, что примерно половина средств от товарооборота достигалась за счет ухудшения качества и скрытого повышения цен!
«Государство очутилось в опасном положении», — доложил Воробьев председателю Госплана. Николай Константинович попросил подготовить обстоятельный доклад. Руководство страны должно было знать о сложившемся положении…
Далее события разворачивались так. В своих воспоминаниях Николай Константинович Байбаков пишет: «Пока готовился доклад, я ушел в отпуск. Отдыхал в доме отдыха „Сосны“, под Москвой. Руководить Госпланом остался мой первый заместитель Виктор Дмитриевич Лебедев, высокообразованный инженер-экономист. Накануне ухода в отпуск я обсудил с ближайшими сотрудниками результаты анализа ситуации и дал указание В. Д. Лебедеву представить в Правительство подготовленные Госпланом предложения по развитию экономики. На закрытое заседание Совета Министров кроме Лебедева вызвали начальника сводного отдела Воробьева. Позвонили в „Сосны“ и сказали, чтобы я тоже прибыл».
То заседание превратилось в какой-то кошмар. Когда Лебедев вышел на трибуну и начал зачитывать доклад, в котором давалась нелицеприятная оценка развития экономики в девятой пятилетке, Косыгин стал нервничать.
— Почему мы должны слушать Лебедева? — непривычно резким тоном спросил он. — Ведь Байбаков не видел этот документ.
Николай Константинович возразил, что видел этот документ и много раз, к тому же обсуждал его.
— Но ты же не подписал его? — спросил его Косыгин.
— Я в отпуске, но с содержанием доклада согласен.
— Мы вообще не знаем, кто его составил, — заявил Косыгин.
На это Лебедев ответил:
