Он понизил передачу, чтобы пройти поворот. Однако когда попытался перевести рычаг обратно, тот резко дернулся в его руке. В моторе что-то шумно стукнуло. Двигатель продолжал работать, только теперь словно сам по себе. Руль завертелся, и Уош еле-еле сумел его удержать. Он позвал отца, но тот был слишком пьян и не проснулся. Достигнув подножия холма, машина съехала с дороги. Им повезло, что они ехали вдоль полей. «Шевроле» несся по мокрой траве, а Уош, вцепившийся в руль, молился, чтобы ничего не появилось у них на пути. Свет фар выхватывал траву, кусты ежевики и обрывки тумана, стелившегося по лугу.
Наконец, пронзительно взвыв напоследок, машина остановилась. Все смолкло, только стук сердца гулко отдавался в ушах мальчика.
– Пап! – позвал он. – Папа!
Уош тряс Тома за плечо, но тот продолжал спать. Тогда, отстегнув ремень безопасности, Уош вышел из машины. Вокруг была пустошь, стрекотали насекомые, над головой сверкали звезды. Обошел вокруг машины, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в тусклом свете фар. На передней части кузова виднелась вмятина, одно колесо стало плоским, как блин, но ничего серьезного вроде бы не было.
Уош схватился за голову и всхлипнул, представляя, что случилось бы, если бы он потерял управление на вершине холма. Постоял в темноте, глядя на беспробудно спящего мужчину, бывшего его отцом, потом вернулся на водительское место. Пока они прыгали по кочкам, бардачок раскрылся. Уош хотел его захлопнуть, но оттуда выпали права. Имя на них было незнакомым. Он перевел взгляд с документа на своего отца. Очевидно, машина была чужой. Но по крайней мере, Том попытался исправиться, правда?
Послышался глухой гул автомобиля, едущего по влажной от ночной росы земле. В зеркальце заднего вида блеснули фары, а вскоре показалась и сама машина, спускающаяся с холма.
– Вот зараза! Пап! Папа! Да проснись же! – Уош затряс отца, но тот продолжал дрыхнуть.
В темноте ослепительно засверкали синие огни полицейской мигалки, осветившей тринадцатилетнего мальчишку и его вусмерть пьяного папашу, посадившего малолетку за руль.
– За подобные дела детей забирают только так!
Мейкон лихорадочно расхаживал взад и вперед перед камерой, где на койке сидел Том, обхватив голову руками. Рядом с ним на полу стояла кружка кофе.
– За Уошем сейчас приедет Бренда, – продолжил Мейкон. – Что дальше, договаривайтесь сами.
– Спасибо, шериф, – пробормотал Том, страдальчески потирая виски.
– За что?
– За что, за что… За все.
Шериф остановился. Они с Томом были здесь одни, об этом позаботился сам Мейкон. Он не знал, кому из полицейских, присланных в помощь после той проклятой авиакатастрофы, можно доверять. Один из них уже появился на телеэкране с новостью о том, что мальчик, спасенный Эйвой, едва не погиб, когда пьяный отец посадил его за руль мощного автомобиля. Тот тип зашел так далеко, что разболтал даже информацию из полицейского рапорта, где Тому вменялось вождение в нетрезвом состоянии, пьянство в публичном месте и нарушение общественного порядка в пьяном виде. Короче, пьянство, пьянство и пьянство. В этом был весь Том.
– Давай, допивай свой кофе, – сказал Мейкон.
Том тупо уставился на чашку, стоящую у него между ног.
– Бренда будет здесь с минуты на минуту, а при встрече с ней тебе понадобится все твое красноречие.
– Я ей никогда не нравился, – буркнул Том, поднимая кружку, и отпил глоток.
– И тем не менее ты делаешь все, чтобы поддержать свою блестящую репутацию?
– Я хотя бы попытался. – С кружкой в руке, Том привалился к бетонной стене камеры, почесал шрам и поднял глаза на шерифа. – Боюсь, не светит нам с тобой стать «Отцами года», верно?
– А никто на тебя в этом смысле и не рассчитывал, Том. – Мейкон в ярости схватился за прут тюремной решетки. – Но есть же в тебе хоть что-то человеческое? Пусть ты не «Отец года», но почему было не попробовать стать хотя бы «Отцом недели»? «Отцом дня», на худой конец? Неужели ты не в состоянии провести неделю с ребенком без того, чтобы не нажраться как свинья и не угодить за решетку?
– Ну, ты ж меня знаешь, – мрачно хохотнул Том.
– Нет, не знаю, – отрезал Мейкон. – Зато я знаю Уоша. И, черт тебя дери, отлично знаю Бренду. Самое паршивое, что они оба тебя любят, даже Бренда, как ни странно.
– Ну не создан я для всего этого дерьма, – пробормотал Том и принялся жадно хлебать еще не остывший кофе.
– Мог бы и постараться.
– Слушай, какого хрена ты пристал, а? Тебе-то что за дело?
– Мне странно, что самому тебе никакого дела нет.
– Ну да, ну да… На себя посмотри. А еще туда же, поучать меня вздумал.
– К чему это ты клонишь? – Мейкон тяжело уставился на Тома.
– Как поживает твоя дочурка? – Том медленно поднялся и встал против Мейкона. – Видал я ее вчерась по телику. Неважно она выглядит, отощала совсем. Уош вот боится, что девчонка уж не оправится. Хочешь начистоту? Дерьмово она выглядит, так-то. И вот что удивительно, как же ее заботливый папаша-шериф этого не замечает? А может, просто не желает замечать?
– Все сказал? – рявкнул Мейкон, стиснув железные прутья так сильно, словно от этого зависела его жизнь.
– Не-а. Кофе еще принеси. – Том повертел в руках кружку. – Какая у нас миленькая кружечка, – сказал он и с размаху швырнул ее о стену.
Посудина разлетелась вдребезги. Мейкон отпрянул.
– Ладно, не переживай, Том, потом кто-нибудь придет и уберет оставшиеся после тебя осколки, точно так же, как это произошло с твоим сыном, – сказал шериф и, не оглядываясь, вышел, едва не сбив с ног торчащего под дверью Уоша.
– Что у вас там произошло? – спросил мальчик.
Но не успел Мейкон ответить, как входная дверь распахнулась, и в участок влетела Бренда.
– Где он? – закричала она.
– Да вот же, – быстро сказал Мейкон, указывая на Уоша. – С ним все в порядке.
– Это я и сама вижу, – фыркнула Бренда. – Том где?
– В камере сидит.
Бренда двинулась прямиком к двери, ведущей к камерам, рванула ее, не спрашивая позволения, прошла внутрь и с грохотом захлопнула за собой дверь.
– Наверное, нам стоит подыскать местечко поспокойнее, – сказал Мейкон Уошу.
– О чем это они там говорят? – спросил Уош, заглядывая через дверное окошко.
Бренда действительно тихо беседовала с Томом. Мейкон с Уошем ожидали, что она начнет орать и ругаться, может быть, даже швырнет чем-нибудь сквозь решетку. Но вместо этого они видели, как пожилая женщина спокойно, почти скорбно, словно на исповеди, разговаривает с зятем. Том слушал, мрачнея на глазах.
– Что же она ему говорит такое? – взволновался Уош.
– Не знаю, – соврал Мейкон, догадавшийся, что речь идет о раке Уоша. – Пойдем-ка займемся лучше бумажками, иначе вы с отцом отсюда никогда не выйдете.
