– Вы меня ищете? – раздался голос за спиной.
– Фу ты, – вздрогнув, обернулась Маргарита.
Перед ней стоял хитро улыбающийся Азазель.
– Покорнейше прошу прощения за доставленное беспокойство.
– Вы меня напугали.
– Неужели! А почему вы не в прокурорской форме? Она вам очень идет.
– Откуда вы знаете, кто я?
– Ну как же, как же, Маргарита Николаевна, вы недавно приехали из Санкт-Петербурга и еще не совсем освоились на новом месте. Но я вам скажу прямо – правильно делаете, что не верите психиатрическому заключению в психическое расстройство господина Крутого. Доктору дали взятку, а Вортан – опасный государственный преступник.
Маргарита Николаевна с удивлением слушала неизвестного собеседника и уже хотела спросить, откуда он это знает, но служебный долг оказался превыше всего.
– Короче, зачем вы меня преследуете?
– Ну, сразу преследуете, – возмутился Азазель.
– Просто хочу сделать вам предложение.
– Я замуж не собираюсь, – она резко повернулась и зашагала прочь.
– Дура, кому ты нужна, – проворчал ей вслед Азазель.
– И что они меня посылают по этим бабским делам? Послали бы Лукавого или Косматого.
Обидные слова «кому ты нужна», сказанные Азазель, больно кольнули Маргариту Николаевну в самое сердце. Накатилась слеза, стало трудно дышать. Она села на первую попавшую лавочку под раскидистой зеленеющей ивой, поставила сумочку и горько заплакала. Действительно, кому она нужна? Переехав в Москву после несчастного случая с отцом, на новом месте она еще не успела обзавестись знакомыми и друзьями, да и когда: работа с утра до ночи и характер, прости господи, не сахар. Она особенно остро почувствовала одиночество после смерти отца, известного бизнесмена. Дело было темное, и как она ни старалась, кого ни подключала, раскрыть преступление не удалось. Дело закрыли. Она вытерла слезы и хотела положить платок в сумочку.
– Извините, что я вас обидел, – попросил прощения сидящий рядом Азазель.
– Что вам от меня надо? – еще громче заплакала Маргарита, прижав платок к лицу.
– Какая тоска, – проворчал Азазель. – Прекратите, я не переношу этих нежностей.
– Оставьте меня, – крикнула Маргарита и, вскочив, пошла прочь.
– Ну и пожалуйста! А дело закрыли зря. Маргарита остановилась, повернулась.
– Кто вы такой?
– Ну, Азазель. Какое это имеет значение.
– О каком деле вы говорите?
– О покушении на вашего папашу.
– Вы знаете кто?
– Ну, скажем, знаю.
– Прошу вас скажите: кто? – она схватила его за пиджак.
– Прошу без рук. Мне не велено говорить. Пожалуйста, без лишних требований и угроз. Я приглашаю вас к одному иностранцу, который был свидетелем этого преступления.
– Что за иностранец?
– Крупный бизнесмен.
– Вы провоцируете меня.
– Воспользуйтесь случаем. Не хотите, как хотите.
– Хорошо, что я должна делать?
– Идите домой. Вам завтра позвонят.
– Господи, во что я ввязываюсь? – закрыв лицо руками, простонала Маргарита. – А это опасно? – она повернулась.
Полоска света от фонаря освещала место, где только что сидел собеседник.
И был вечер. Сема сидел за столом и заносил душевные воспоминания детства в тетрадку. Он прекрасно помнил своего деда, довольно известного писателя, который после странного случая попал в клинику. Выйдя после лечения, женился, и у них родился сын, отец Семы. С литературой дед завязал намертво и, сменив профессию, дослужился до звания профессора. Преподавал в университете на кафедре истории. Работал много, а в свободное время читал одну и ту же книгу Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Жил он тихо, спокойно и только раз в году, с наступлением весенних праздников полнолуния, поведение его становилось неадекватным. Под вечер он брал книгу и, как по путеводителю, шел на Патриаршие пруды. Садился на ту самую скамейку, которая описана в романе, и беседовал с председателем правления «МАССОЛИТа», одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, Михаилом Александровичем Берлиозом, и иностранным «гипнотизером», профессором черной магии.
Разговор шел о вере. Берлиоз, как убежденный атеист, будучи хорошо образованным и начитанным, настаивал на своей версии о невозможности для цивилизованного, культурного, умного индивидуума веровать в бога.
– Да, мы не верим в бога, ни в Христа, ни в царство божье, – с чувством собственного достоинства, уверенно отстаивал он свою точку зрения. – Существует атеистическая позиция, согласно которой религия – это «опиум для народа», не что иное, как выражение и результат слабости человека.
– Какая прелесть, – трясясь от хохота, воскликнул профессор по черной магии. – «Опиум для народа». Умно придумано. Однако в каком смысле понимать сказанное вами? То ли, как вы изволили выразиться, для народа – наркотик, дурманящее средство, мешающее правильному пониманию действительности, то ли как болеутоляющее, лечебное средство?
– Так и понимать. «Опиум для народа»!
– Но позвольте, уважаемый Михаил Александрович, если это атеистическая позиция, как вы утверждаете, почему в программе обучения нет предмета «научный атеизм»? Это что – боязнь прогневить Бога, или признание того, что научного обоснования опровержения существования Бога нет?
– Мы не верим в то, чего нет, – твердо ответил образованный редактор. – Ни одно из обоснований ничего не стоит. Древние народы были не в состоянии понять и объяснить явления природы и создавали мифы. Вавилоняне поклонялись Мардуку, верили в жизнь до и после смерти, в Древнем Египте почитали бога солнца Ра и верили, что душа не только не умирает, но и снова соединяется с телом, в Индии рождена идея реинкарнации, переселения душ. Мы – материалисты, и наша вера в научный коммунизм, а религиозный догматизм и фанатизм ограничивает духовную свободу человека. Надо вести борьбу с заблуждениями и пережитками, недостойными человеческого разума. Вера в бога – это удел людей невежественных и лишенных знания.
– Но позвольте, – удивился профессор по черной магии, – знание – маленький островок в области, которую охватывает вера. Что же это у вас получается? Все разумные – атеисты, а верующие все невежественные, – и серьезно спросил: – А Фотий – византийский богослов, а Нестор Летописец – автор «Повести временных лет», а Сергий Радонежский, основатель Троицкой лавры, а иеромонах Серафим Саровский, а Микеланджело, Руссо, да и ученые, Ньютон, Эйнштейн, Эддингтон? – и обратившись к Ивану Николаевичу, неожиданно спросил: – А вы согласны с нашим собеседником?
– Без веры жизнь человека бессмысленна, – сконфузившись, ответил Иван Николаевич. – В «Ведах» сказано, что знания должны дать душе духовный опыт. Но сейчас знанием называют только ту упорядоченную информацию, которая позволяет эффективно воздействовать на окружающий мир. Душа и Бог не входят в сферу познания. Меркантильный интерес отрывает нас от познания своей духовной природы. Вера – это вдохновляющая и мобилизующая энергия, способная возвысить человека над каждодневной проблемой выживания.
