– И пусть говорят…Да, пусть говорят…Но нет, никто не гибнет зря!Так лучше – чем от водки и от простуд!Другие придут,Сменив уютНа риск и непомерный труд -Пройдут тобой не пройденный маршрут! -
писательница резко приглушила звенящие струны и довольно холодно добавила:
– Лично я считаю, что время убивают чиновники в ведомствах, служащие в конторах, бизнесмены в офисах, политики в правительстве… а путешествия – это один из немногих способов прожить жизнь по-настоящему… – она вздохнула. – В свое время мне не хватило решимости бросить к чертям цивилизацию, а теперь уже не получится… Все-таки не зря говорят, что любой шанс в жизни дается лишь раз…
– Как трогательно, – раздраженно хмыкнул старпом, которого выводил из себя даже намек на лирику. – Сейчас расплачусь!
Губы Эос изогнулись в желчной улыбке, и очень злая колкость чуть было не слетела с губ, однако ей удалось сдержаться. И все же совсем промолчать было невмоготу.
– Нет, шеф, не заплачете, – ее голос звучал очень тихо. – Пережив некоторые вещи, мы теряем эту способность. А обильные выделения из слезных желез – это еще не истинный плач…
Писательница повернулась к нему спиной и стала молча перебирать струны гитары. Впрочем, ссутулиться ей так и не удалось…
Ледяная стена выросла так внезапно, что Второй даже не понял, когда это произошло. Конечно, он никогда не надеялся по-настоящему, что сможет долго поддерживать с ней теплые отношения, однако, если бы он понимал, что случилось, переварить эту пустоту было бы проще…
Корабль безмолвно крутил в воздухе последнюю показанную сцену с крупным перекатом, выбирая ракурс получше.
– Послушай, чего ты от меня хочешь? – обратился к Эос старпом после почти минутного молчания.
– Чтобы вы действовали в своих интересах и на свое усмотрение – этого достаточно… – монотонно отозвалась та.
– Не смей играть со мной, – процедил Второй и, взяв ее за кончик подбородка, резко повернул лицом к себе.
Светло-карие, почти желтые глаза смотрели сквозь него.
– Я не играю, – вздохнула она. – Но ваш жизненный опыт не позволит вам не только понять это, но даже просто поверить мне. Я это принимаю, так как не склонна к идеализму. И все-таки мне нужно время, чтобы смириться, вне зависимости от того, верите вы или нет.
– Да что случилось-то?! – выпалил он.
– Мне больше нечего сказать… – передернула плечами писательница.
– Двенадцатый! – рявкнул он, чувствуя, что не в состоянии сорвать злость на Эос.
– Я слушаю, Второй, – с деланным безразличием отозвался тот.
– Ты тут недавно строил из себя душеведа. Может быть, ты знаешь, что случилось?
– Может, и знаю…
– Может, просветишь меня?
– На самом деле это не совсем в моих интересах, но раз уж мы одна команда…
– Не испытывай мое терпение, Двенадцатый!
– Ладно-ладно, – произнес корабль таким тоном, словно он в сотый раз объясняет прописную истину. – Возьмем ту вычурную бутылку на столе. Все мы знаем, что жидкость, в ней содержащуюся, нельзя назвать безусловно полезной. А для некоторых особей та вообще вредна. Предположим, что Эос одна из таких особей и знает об этом. Предположим, ты предлагаешь ей эту бутылку, а она выливает содержимое в раковину, ведь оно, мягко говоря, не полезно, да и вообще вызывает неприятные ассоциации…
– Думаешь, Эос способна на нечто подобное? – нахмурился старпом.
– Это вряд ли, – откликнулся корабль. – Я думаю, что ты только что вылил в раковину ее любимую бутылку. Эос понятна твоя мотивация, и она не может сердиться, но все же это была ее любимая бутылка…
Писательница улыбнулась.
– Красивое сравнение… спасибо, Широ. Теперь мне стало немного легче… – сказала она.
